— Роберт по-прежнему пьет?
Берт покачал головой.
— Бросил, так как отец наполовину сократил сумму, которую выдавал ему на расходы. Зато теперь ходят слухи, что он по-крупному играет на скачках и проводит время в какой-то сомнительной компании юных красоток. Но Филдстоун-старший старается вовлечь его в бизнес в надежде, что сын войдет во вкус. Западная сеть магазинов делается специально для него.
— Роберт еще молод, и если попадет в хорошие женские руки, то, мне кажется, все наладится, — проговорила Конни.
— Да, возможно. У каждого в жизни бывают тяжелые периоды, — заметил Гилберт, бросив на Констанцию беглый взгляд. — Как у вас, например, сегодня.
— Сегодня не такой уж плохой день, — возразила она. — Конечно, когда мороженое потекло по вашему пиджаку…
— Вы вели себя как ребенок.
— Ну, может быть, но…
— Никаких «но». Вы устроили форменное безобразие.
— Я растерялась, потому что задумалась, обиженно ответила Конни. — Вернее, задумалась, поэтому и растерялась… Совсем с вами запуталась! Тьфу!
— У вас что, тяжелые дни перед месячными? — подсказал Берт, видя, что она не может найти подходящего оправдания. — Но сейчас в аптеках, мне кажется, нетрудно подыскать какое-нибудь средство…
— Ничего подобного! А ваши слова — проявление мужского свинства и женоненавистничества! Впрочем, возможно, вы так разволновались тогда в лифте из-за того, что теряете мужскую силу? — язвительно спросила она, отвечая ударом на удар.
— А теперь кто из нас и чего ненавистник? Кроме того, мне всего тридцать пять.
— Не за горами сорок и все отсюда вытекающее, — парировала Конни с победным видом. — И я была не на службе.
— А когда вы на работе, вы мыслите трезво и всегда держите ситуацию под контролем?
Конни вздернула подбородок.
— Да. Именно так. Хотя вы об этом теперь не узнаете.
— Какая жалость, — протянул Берт и съехал с шоссе на тихую аллею. — Да, теперь я все-таки решил: поскольку все посторонние должны думать, что мы знаем друг друга давно, то пора перейти к более фамильярному обращению. Можешь называть меня «Берт». Это мое домашнее имя, — пояснил Барбер.
— О'кей, — улыбнулась Конни. — Будь уверен, моя фамильярность не вызовет ревности ни родителей, ни сына.
Аллея закончилась открытыми воротами, и машина очутилась в большом, вымощенном булыжником дворе, окруженном десятком аккуратных коттеджей с цветущими клумбами. Гилберт припарковал машину у одного из них.
— Папа! — послышался детский голосок, и Конни увидела малыша с длинными темными локонами, который выбежал им навстречу.
У мальчика были большие синие глаза, пухлые щечки. Он казался точной копией отца, только меньше и в более нежном исполнении. В белой рубашечке, вельветовом комбинезончике, такой же кепочке и ковбойских сапогах, он походил на маленького киногероя.
Конни вышла из машины с противоположной стороны, и когда она наконец приблизилась, мальчик разом перестал скакать и, стоя на одной ноге, начал рассматривать незнакомку. Взгляд ребенка стал жестким и подозрительным. Еще одна семейная черта, мрачно подумала Констанция.
— А вы кто? — требовательно спросил мальчуган.
— Это мисс Буш, — ответил за нее отец.
— Конни, — поправила она. — А ты, наверное, Эрик.
— Угу, — кивнув, подтвердил малыш.
Гилберт наклонился и подхватил сына на руки.
— Ты поцелуешь папу?
Настороженность исчезла с лица ребенка.
— Поцелую! Поцелую! — объявил он и начал энергично чмокать отца в щеки.
Глядя на эту сцену, Конни почувствовала, что у нее слегка сжалось сердце. Есть что-то внушающее жалость в мужчине, который в одиночку воспитывает ребенка, и, хотя Барбер был последним из ее знакомых, кого бы ей хотелось пожалеть, все же ей стало грустно.
Поцелуи закончились, Берт опустил сына на землю и жестом пригласил гостью в дом, на пороге которого появилась пожилая женщина в брючном костюме с вьющимися седыми волосами.
— Мне показалось, что ты приехал не один. Какой приятный сюрприз, — проговорила она слегка хрипловатым голосом и улыбнулась Конни. — Я — Ханна Барбер.
Улыбнувшись в ответ, девушка представилась. В отличие от сына и внука, Ханна светилась теплотой и дружелюбием.