Рассуждая про себя, Родин заточил перочинным ножом спичку и принялся чистить прокопченный дешевым табаком мундштук. Закончив работу, вставил в него сигарету и опять закурил. А воспоминания, казалось, так и лезли, так и перли на него из темноты углов, оплетенных паутиной интриг и подлости.
– Прапорщик Родин по вашему приказанию прибыл, – отдал честь Михаил, представ перед майором Достоевским.
Тот сидел за письменным столом своего предшественника, уволенного в запас, и перелистывал какие-то бумаги. Не взглянув на подчиненного, он тихо и спокойно произнес:
– Короче, так, раз в неделю по вторникам будешь приходить ко мне и докладывать следующее: кто и что просит у тебя на халяву, какие неуставные отношения у вас в роте, какие ведутся разговоры о начальстве, кто чем дышит, кто с кем спит. Понятно? – И только теперь он пробуравил Родина своим белесым немигающим взглядом.
– Так точно. Понял, товарищ майор. Разрешите идти? – отчеканил Михаил.
– Свободен. До вторника.
Прапорщик резко развернулся и вышел из кабинета, чеканя шаг.
Когда Михаил вернулся домой, там уже полным ходом шло празднование. Галина накрыла стол для Алексея и его троих друзей в гостиной, а сама со своей подругой Светланой разместилась на кухне. Они пили молдавское вино «Тамянка», закусывая шоколадными конфетами и ломтиками апельсина.
– О! Мишка, привет! С именинником тебя, – подняла свой бокал Светлана, завидев его на пороге кухни.
– Спасибо, Света, – без тени улыбки ответил он, собираясь выйти.
– Ты, что ли, с детьми хочешь сесть или все-таки с нами обоснуешься? – окликнула его захмелевшая Галочка.
– Я сейчас. Руки помою, – буркнул он, переступая через порог.
– Вот так всегда! Вечно хмурое лицо, – нарочито громко воскликнула жена, сетуя своей подружке. – Живем как чужие люди. Даже в день рождения сына не улыбнется. И я просто уверена, что он и подарка-то ему никакого не принес. А что он может принести? Ведро оцинкованное или розетку электрическую? Ха-ха-ха! Да он и этого не может притащить. Он ведь честный у нас. Представляешь, Светка, когда мы эту квартиру получили, тут просто вообще ничего не было. Даже раковины. Ну, думаю, не проблема. Мой-то на всем этом сидит, уж обеспечит уют и комфорт. Ни фига! Даже гвозди сами покупали. Представляешь? Зарплата нищенская, двое детей, я не работаю, а он покупает это дерьмо!
– Ну, хватит, Галка. Чего ты завелась? – попыталась остановить подругу Светлана.
Михаил поплотнее прикрыл дверь в ванной и включил воду. «Черт, а ведь я и впрямь Алешке ничего не купил. Ладно, подарю ему деньги. Он парень взрослый уже. Сам чего-нибудь себе купит. Так даже лучше. Хрен бы задрал этого Достоевского!»
Когда он вернулся на кухню, женщины пели «Рябину». Это все же было лучше, чем язвительная критика жены.
– Ты голодный? – заботливо поинтересовалась она, прервав припев.
– Нет. Спасибо, – ответил Михаил, присаживаясь за практически пустой стол.
Галочка подала ему пустой бокал:
– Ты хотя бы выпьешь? За Алешку? – и, не дожидаясь ответа, сама плеснула ему немного вина.
– Миш, а сыграй нам чего-нибудь, – кривляясь, жалобно попросила Светлана. – А мы с Галкой споем. Или сам спой. Ну Миша, ну пожалуйста.
– Так, иди за гитарой. Петь будем, – приказным тоном заявила жена. – В конце-то концов у нас праздник. Или у тебя опять серые военные будни?
Михаил молча вышел и через минуту вернулся с инструментом:
– Ну, чего вам сыграть?
– Давай романс какой-нибудь, – попросила Светлана.
Михаил начал перебирать струны и тихо запел:
– Вот! Бестолковая любовь! А я что тебе говорю, – оборвала его протяжное пение Галочка.