Следующим звуком, нарушившим тишину, стал звонок из полиции.
— Это доктор Лорна Трент? — Голос был немолодой и хриплый.
— Да, это Лора Трент.
— Простите?
— Вы говорите с Лорой Трент.
— У меня тут написано «Лорна».
— Могу предположить, что, если вы звоните некой Лорне Трент по этому номеру, а вместо Лорны вам отвечает Лора и при этом тоже Трент, то не исключена вероятность небольшой ошибки в записи имени.
— Так вы — Лора Трент?
— Именно. К вашим услугам.
— Я звоню из полиции. К нам поступило заявление о пропаже вашего сына Эндрю. Это так?
— Да, да, — быстро ответила Лора, вся в ожидании.
— Пока у нас нет новостей. Мы располагаем фотографией мальчика, и несколько наших сотрудников получили задание…
Лора больше не слушала. Грубый голос полицейского звучал все глуше, и она снова погрузилась во мрак. Они хотели узнать, не нашелся ли уже Эндрю, потому что обычно на этой стадии поисков так и случается. Тем труднее для Лоры было сказать им правду. Она чувствовала свое поражение, свою принадлежность к несчастливому меньшинству, которому не дано вернуть дитя в считаные минуты после исчезновения. И это ощущение только усиливало боль. Она сообщила полицейскому дополнительные подробности о сыне и перечислила места, где он мог бы оказаться. Тот, в свою очередь, сказал, что они заглянут туда, сделают все возможное, будут держать ее в курсе дела, и все это подняло ее дух на одну десятую процента.
— …мы вам позвоним, если что-то прояснится.
— Да, благодарю вас.
Лора подумала, не задать ли еще несколько вопросов, просто чтобы слышать голос в трубке и не дать вернуться в дом этой безнадежной тишине, но она была слишком подавлена для такого пусть и бессмысленного действия, и к тому же съежившееся до крохотных размеров здравомыслие шептало ей, что следует освободить линию для возможного звонка Эндрю.
Стрелки показывали девять часов, никаких сведений о ее мальчике не появилось, и Лора заплакала. Возможные варианты случившегося наконец нашли дорогу в ее сознание и вызвали соответствующую реакцию. Все простые объяснения испарились одно за другим — осталось тяжелое чувство неизбежного. Лора опустилась на ступеньку лестницы, глядя на фотографию улыбающегося Эндрю в футбольной форме, и дала волю слезам.
В это время в дверь снова постучали.
Глава 4
Погрузку закончили за три часа. Когда все ящики заняли отведенные им места, свободное пространство самолета ужалось вдвое — там должны были разместиться люди. Пока же они наслаждались свободой, лежа на травке в рубахах и брюках цвета хаки, заметно потемневших за время работы.
— Отлично, — сказал Ван Аренн. — А теперь всем принять душ. Мы проведем в этой железной коробке сорок восемь часов, после чего придется еще повкалывать. Так что помойтесь, а то от вас смердит. Вылет в двадцать два ноль ноль.
Пока солдаты собирали свои приспособления для погрузки и неторопливо шли к белому зданию, капитан направился к Гаррет. Для остальных это по обыкновению послужило сигналом позубоскалить на тему, чем и как парочка займется и до чего ж Гаррет сейчас грязная и потная. Однако истина заключалась в другом.
Сэди Гаррет выросла в трейлере неподалеку от Барвика, штат Луизиана. Красивая девочка с темными блестящими волосами и налитой чувственной фигурой, она притягивала к себе окрестных хулиганов и рано пристрастилась к выпивке. В тринадцать она не обходилась без ежедневной бутылки «Сиско»[6] и двух пачек ментоловых сигарет. В шестнадцать Сэди подсела на оксиконтин,[7] и у нее начались нелады с законом. Ее поймали, когда она вылезала из какого-то трейлера, пытаясь протиснуться через окошко душа с мешком украденного барахла, но отец заключил сделку с шерифом, согласно которой девушка избегнет тюрьмы, если взамен отправится на вербовочный пункт и покажется ему на глаза только в военной форме. Такая развязка устроила всех: Сэди пришлись по вкусу дисциплина и распорядок армейской жизни, ей нравилось стрелять и даже — чего она сама не ожидала — принимать душ в обществе других женщин.
Ван Аренн был родом из Фаунтейн-Хилла, штат Арканзас, поселка с двумя сотнями жителей и вдвое большим числом коров. В четырнадцать он в очередной раз дотащил пьяного в дым папашу до крыльца, оставил его там и больше домой не возвращался. Года два он колесил по Югу, кормясь случайными заработками, заполучить которые ему помогали густые белокурые волосы и наглые глаза. Он был достаточно привлекателен, чтобы средних лет мужчины с определенными склонностями охотно расставались с десяткой ради удовольствия видеть его рядом. Юноша понимал значение такого интереса, не видел в нем ничего дурного для себя и, оказавшись на мели, мог вернуться к одному из таких работодателей, пополнить наличность, стащить какую-нибудь мелочь и отправиться дальше.