— Осы?
— Скорей всего.
— А датчики движения раньше ошибались?
— Эти нет. Самая последняя модель, их три месяца назад установили. И если они не врут, в кабинете Бишопа есть задняя дверь.
— Я была там, но никакой задней двери не видела.
— Вот и я не видел, — добавил Миллс.
— И я тоже, — сказал Тадж, пытаясь подражать британскому произношению Миллса. — Но датчики говорят: в сотне метров от кабинета движется множество объектов.
Джейкобс задумалась. Огонек надежды едва тлел, но не угас окончательно.
— У тебя есть план базы? — наконец спросила она Таджа.
Глава 59
Пребывание в Брюшке было тяжелейшим испытанием. Их окружала плотная тьма, в которой время от времени появлялись и пропадали тусклые голубые огни. Такое освещение не давало возможности разглядеть, что собой представляет помещение, в котором они оказались. Было лишь ясно, что оно очень большое и очень темное.
Люди помнили рассказ Уэбстера и Бишопа о том, что им может встретиться — или не встретиться — в этих стенах, и сочетание услышанного с неизвестностью рождало страх, окутывающий их холодным туманом.
Луч фонаря Гаррет, шедшей впереди, рассеивал тьму полного неведения, но одновременно порождал мечущиеся тени, усиливал напряжение и без того туго натянутых нервов.
От жары кожа покрывалась липким потом, ладони становились скользкими, стекающие по лицу капли пота казались прикосновением крыльев, ног или антенн невидимых тварей, и тогда к щекам и лбу в панике тянулись руки — скинуть несуществующих насекомых.
В пот и дрожь бросало людей также предельное нервное напряжение. Особенно сильно страдали от него Бишоп и Уэбстер. Если другие были просто напуганы, то эти двое испытывали куда более сильные чувства. Пересекая это пространство в последний раз, они мчались что было сил, чтобы избегнуть страшной смерти от ненасытных пастей и стальных когтей, терзающих кожу и плоть. Последними звуками, которые они слышали, были хруст костей и треск рвущихся мышц, вопли умирающих и тяжелый плеск застывающей крови.
А еще их мучило чувство вины за собственное бессилие. Именно оно мучило их долгие месяцы и даже годы: ведь им пришлось наблюдать, как умирают друзья, и принимать решение, что их собственные жизни имеют слишком высокую цену, чтобы рисковать ими, пытаясь прийти на выручку погибающим.
Повторяя этот путь, они ощутили, как нечто, утратившее яркость и силу и съежившееся до слабого отзвука прошлого переживания, вдруг вернулось и овладело ими. Бишоп вновь испытал ужас, вспомнив картины свирепой бойни, которые так долго преследовали его во сне и наяву. Он не мог видеть, во что превратились останки погибших, и это усугубляло страдания, давая волю воспаленному воображению.
Уэбстер, в отличие от Бишопа, повидал немало смертей еще до начала службы в БРЭВИСе, а потому самым мучительным для него были не сами сцены насилия, а вынужденная необходимость оставить умирающих без помощи. И сколько бы он ни убеждал себя, что у него не было другого выбора, что только так он мог сам избежать смерти, раскаяние терзало майора.
Никто из них не хотел услышать какие-нибудь звуки — звук означал бы движение, а движение было предвестником надвигающегося кошмара. Однако и тишина усиливала страх. Ведь она не скрадывала шарканья ног и прочего шума от передвижения людей среди царившего там хаоса. Каждое столкновение с перевернутым стулом или обломком стены могло восприниматься воспаленным воображением как соприкосновение с крыльями или разверстой голодной пастью. Они старались держаться ближе к голубому свечению, но участки кромешной тьмы становились все более протяженными, а там путь им освещал только размытый луч фонаря в руке Гаррет.
Хотя описание Брюшка, данное Уэбстером, отличалось точностью, в нем все же были темные пятна, где могло скрываться все что угодно. Они продвигались с величайшей осторожностью, шаркающими шажками, тем более что фонарь почти не освещал пол, усыпанный обломками и прочим мусором, а устремлял свой луч вперед.
Несмотря на тишину, люди не могли избавиться от ощущения, что за ними наблюдают, что об их присутствии хорошо известно и что кто-то выбирает удобный момент для нападения. Что это там, в углу — затаившееся насекомое или всего лишь отражение луча, посылаемого фонарем Гаррет? А этот звук — откуда он пришел, сзади или слева? То ли здешняя акустика искажает звук, то ли это просто стук в висках?