— Что с тобой? — удивлённо спросил Том.
Пытаясь хоть как-то оживить Сайка, юноша сел рядом с ним на корточки так, чтобы его лицо было практически перед глазами старика. Только в упор Сайк заметил движение рядом с собой, и, повернув глаза, он признал Томаса. Их встреча не оказалась радостной. Они не бросились друг другу в объятия, будучи охваченными слезами и мольбами о спасении. Увидев Тома, Сайк поднял голову и в ужасе отпрыгнул в угол машины. Он начал кричать, его лицо отразило гримасу ужаса, задействовав все возможные мышцы. Сайк изменился в цвете; с красок живого человека, на вид предсмертной бледности. Старик ничего не сказал, только упал на пол и закрыл всю голову руками, словно защищаясь от ударов, которые не последовали. Томас упал на пол к Сайку и попытался успокоить его и поднять.
— Сайк, это я, Томас! — кричал он.
Сайк расслышал каждое слово, но вместо приобретения спокойствия и рассудительности только больше начал кричать и брыкаться. Дополнительно к пинкам ногами он ударил словарём Тома по лицу, из-за чего, тот потерял равновесие и упал на спину. Словарь небрежно отлетел в сторону и приземлился на пол. Лишившись последнего оружия Сайк начал в ужасе стонать. Эта картина ещё сильнее пугала Томаса, но ещё сильнее начала пугать мысль о том, что он может увидеть в стенах жилого корпуса. Оставив старика в одиночестве Том начал покидать машину, но на выходе остановил взгляд на окровавленном словаре. Его печалил вид символа заботы и альтруизма, превращенного в напоминание о смерти и тоске. Выйдя из бронемашины Томас закрыл трап через наружный рычаг, чтобы никто не смог залезть к Сайку и навредить ему.
Оттягивать неизбежное уже было поздно. Оставалось только войти в злосчастный коридор, ведущий в жилой корпус.
С первых шагов по знакомым помещениям, Томас сразу заметил, насколько сильно они отличались от его последних воспоминаний. Не прошло и больше дня, как привычная картина кардинально изменилась на противоположную. Томас не узнавал привычные ему коридоры. Казалось, что сами повороты стали дальше, будто добавились новые ответвления, и сам тоннель стал шире. Том будто находился впервые в этом месте. Грязный и почерневший от множества лет антисанитарии, пол стал идеально чистым от осколков стеклянных банок и пятен чей-то крови. Личные комнаты казались более доброжелательными и опустевшими, но в некоторых всё же находились чьи-то тела. Почти сразу Томас увидел чьё-то тело. Это был мальчик девяти лет, которого он почти не знал, но иногда видел его в ангаре или столовой. Он был уже взрослым, и не раз отправлялся на операции во внешний мир. У него был опыт и способности, которые не спасли его в этот страшный момент нападения.
Сама столовая превратилась в зал с одной сплошной поспешно установленной баррикадой из нагромождённых друг на друга столов и скамей. Все они были продырявлены сквозными пулевыми отверстиями.
— Тут есть кто-нибудь? — нарушил столово-кладбищенскую тишину Томас.
Ему по-прежнему никто не отвечал. Ни мёртвые, если бы они могли, ни живые, если бы они хотели.
Томас пошел дальше, пропустив несколько поворотов, которые вели к другим комнатам и залам. Он направился проверить только одно место, которое имело для него наибольшее значение — его личные покои. Добравшись до них, он успел насчитать ещё целый десяток мертвецов. Некоторые из них лежали на своих кроватях. Им повезло, они в отличии от своих менее везучих коллег не страдали, оказывая бессмысленное сопротивление неизвестному врагу. Среди всех этих покойников юноша высматривал Лию, надеясь, что не найдёт её в аналогичном состоянии. Томас быстро привык к общей картине. В начале он боялся ступать по пятнам, и обходил их вместе с кусками битого стекла, но потом привык и стал более холоден к этому. Он так и не заметил никого другого из выживших. Ему до сих пор не была ясна причина случившегося, но все раны показывали на смерть от острого лезвия или пулевого ранения. Том сразу же отбросил мысль, что это могли совершить военные. Он чувствовал, что те «вояки» более человечны, чем нечто, что устроило эту ужасную резню. Они хоть убивали и пытали, но всё же… Томас остановился. Он уже и не знал, что ему думать.
Добравшись до своей комнаты, Томас заметил, что она пуста. Он облегчённо выдохнул, думая, что Лия в порядке. Он надеялся, что она в безопасности, и с ней ничего плохого не случится. Она ведь могла и вовсе быть снаружи бункера, находится ещё в дороге домой. Том не простит себе того, что бросит её. Ведь до этого, она мчалась спасти его самого в самый стан врагов. И не смотря на обычное представление чести и долга, его сердце разделяло с ней ту самую «привязанность», на которую девушка так много раз намекала, которую она так много раз демонстрировала своими взглядами и действиями. Томас не знал, что это за сложные чувства внутри него. Может он просто так сильно привык к девушке. Было ясно только одно — он не может бросить её, не может потерять.
Пробираясь по другим телам и кровавым лужам, он брёл вперёд в надежде, что рано или поздно найдёт хоть кого-нибудь. Он мог остановится хотя бы на минуту и подумать, куда могла исчезнуть Лия, но мысли в голове проносились бешеным потоком, мешая трезво рассуждать. Весь царящий вокруг букет запахов и спектр цветов опьянял сознание. Сам того не ведая, Томас добрался до медкабинета. Ещё только на подходе юноша ощутил, как расслабляется его сознание. Он подумал, что вся бойня давно закончилась, и сейчас Лия с ветеринаром могут штопать раненных и спасать умирающих, и вот придёт к ним Том, подаст им руку помощи, окажет посмертную услугу страдальцам… но нет. В кабинете никого не было. Не было раненных людей, не было и тех, кто больше перепугался нежели поранился. В кабинете было только два тела: врача и Ская.
Скай вяло поднял свой взгляд на Томаса, но никак не отреагировал на его присутствие, будто оно было ожидаемо, будто Томас всегда стоял в дверях. Ветеринар наполовину лежал на столе лицом вверх. Он же встретил своего гостя стеклянным взглядом. Том бросился к Скаю. Он начал расспрашивать того о случившемся, о собственном состоянии, проверял его раны и искал лекарства. У Ская была большая и глубокая рана на половину груди. В ней виднелись торчащие куски рёбер. Даже после того, как раненого начали двигать, он никак не отреагировал на происходящее, только издал пару недовольных вскриков и стонов.
Томас искал таблетки, бинты, шприцы и колбы — всё что могло помочь Скаю. Его руки тряслись от страха перед увиденным, и, от мыслей о том, что он должен спешить, чтобы помочь своему другу. Попытки взять себя в руки и рассуждать здраво только сильнее заставляли Тома трястись и нервно перебирать упаковки с названиями препаратов. Стоило прочитать что-то, как он сразу же забывал о том, что видел. Он беспорядочно возвращался обратно, небрежно роняя всё на пол.
— Не надо. — Слабый стон Ская нарушил какофонию звуков от упавших коробок и разбитых склянок. Том замер, будто бы его застали за воровством. — Дай только…
Томас обернулся и увидел, что Скай тянется к близлежащему ружью. Не зная, что делать, пытаться помочь умирающему или исполнить его последнюю просьбу, Том всё же вручил Скаю заветный предмет.
— Я так ошибался. Я был таким дураком. — Скай делал продолжительные паузы между предложениями, — каждое слово из его рта отдавалось болезненным хрипом. — И ты ошибался. Ты тоже был дураком.
— Скай, где Лия? — спросил его Томас.
— Дурак…
Это были последние слова, что сказал Скай. После этого он никак не отвечал на расспросы Томаса, хотя понимал, что тот ничего не застал и сгорал от ужаса перед неизвестностью. Продолжая громко хрипеть, Скай пристально следил за Томасом, молча и будучи уставшим.
Том отошел от своего друга, понимая, что тот находится в бреду от сильной боли, и он не сможет ему помочь. Он вышел из кабинета, направился дальше по коридору, желая встретить тех, кто вероятнее всего остался жив и невредим — отцов.
Медицинский кабинет и зал отцов находились близко друг к другу. Это были чистый и непорочный десяток метров, где не было заметно ни следа былой резни, которая царила в остальных помещениях. На подходе к залу отцов, Томас услышал далеко позади себя рёв дизельных двигателей. Последняя машина покинула стены убежища вместе с Сайком и другими людьми, которым повезло выжить в этом аду. Открыв дверь, Томасу открылось чистое помещение, которое он видел уже не в первый раз. В нём тоже ничего не изменилось. Казалось, будто весь ужас прошел в самое сердце бункера, миновав то, без чего люди смогли бы протянуть гораздо дольше. Шириной в шесть и длиной более чем в двенадцать метров, длинный и хорошо освещённый зал имел в центре себя длинный деревянный стол с кожаными креслами за ним. Под ним на полу красовался огромный рисунок в виде большой крысы и птицы, державших щит с множеством символов. В боковых стенах зала стояло восемь стальных дверей, а напротив главного входа огромная круглая дверь с вентилем в центре.