Для его отца было настоящим откровением узнать, что в разлетающихся по всей стране стройматериалах его сынок успешно транспортирует кокаин, травку и опиаты. Вот вам и кирпичики, подумал тогда Вадим, с интересом и легким презрением глядя на выпученные глаза и напряженное лицо Юрия Ситко, настоящий сын строительного магната, и сам умеющий строить на крепком фундаменте.
Итак, некоторых особо осведомленных коллег Ситко-младшего пришлось хорошенько прижать, и вот тогда всплыло имя. Этого маленького толстячка с вечно засаленными кудряшками начали искать и объявили в розыск. Они не знали, что, включив утром телевизор, перед тем, как отплыть на встречу, этот гномик в новостях увидел своего партнера, он произвел настоящую сенсацию тем, что умер. Вернее, ему помогли умереть, а это серьезно меняло дело. Если бы Евгений умер во сне от инсульта или еще чего, Рамон – так называли этого смешного человечка – просто залег бы на дно, а потом нашел нового партнера, но его убили, значит, пора рвать когти, пока и за тобой не пришли. Он ведь понятия не имел, что дело тут совсем не в Сочинских делах Евгения, поэтому вместо того, чтобы сесть в свой маленький ржавый катер и плыть в открытое море на встречу, Рамон просто собрал вещички, достал из-под половицы свои накопления и пустился в бега. Жил он прямо на берегу в строжке смотрителя пляжа, эту должность он занимал уже 20 лет и все эти годы успешно совмещал два дела.
Беглого смотрителя задержали на границе с Абхазией с целой сумкой, набитой долларами и евро. Его арестовали, но ничего внятного по делу Фатимы не добились, бедный гномик даже понятия не имел, что он в этом деле вообще не фигурирует, и сильно расстроился, что со страху подался в бега и попался, а не залег на дно. Но кто же мог знать, а в таком бизнесе надо бояться каждого шороха.
Дело по наркотикам крутилось, но Вадима это не особо интересовало, его заботой была Фатима и пропавший ребенок. По их версии охранника убили первым – это итак было ясно, как Божий день – потом, скорее всего, на борту началась настоящая драка, вероятнее всего, за малыша. В каюте, где жили Ситко с женой, царил настоящий разгром, но отпечатков не было, хотя Вадим и не сомневался, что она их не оставит.
Итак, они дрались. И неужели двое, в том числе, один мужчина, не смогли справиться с одной женщиной? Может, Евгения она убила сразу, а потом пошла внутрь, и началась драка с матерью малыша? Тут она, конечно, одержала верх и, наверное, схватила ребенка и выбежала на палубу. Зачем? Может, чтобы утопить его на глазах у матери? Полковник не исключал такую возможность:
– Фатима не человек. У нее нет жалости, – говорил он, – она сумасшедшая садистка, я таких повидал, они не просто убивают, они ловят кайф. Так что, может быть, она решила поразвлечься и устроить маленький концерт.
Может быть. Но Вадим в это не верил, психи неуравновешенны, поэтому рано или поздно губят сами себя, Фатима же уже много лет имеет их всех, и до сих пор даже не опознана. Нет, она не псих, хотя определенные отклонения, конечно же, есть, кто с этим спорит. Вадим промолчал, но для себя решил: что бы ни произошло на яхте, кайфа в этом не было… ну или было по минимуму. Во второй каюте они нашли детские вещи, ничего вроде не пропало, хотя кто теперь мог сказать, что там было, а чего не было. Бутылочки, подгузники, все вроде как всегда, кроме того, что пропал ребенок. Может, она выкинула его за борт, но тогда где же его труп? Скорее всего, она увезла его на шлюпке, используя буксир, на котором добралась сюда. Но зачем?
– Может, для того, чтобы утопить в море, – предположил полковник тогда, глядя ледяными голубыми глазами на волны, – а еще более вероятно, в качестве трофея. Как доказательство того, что семья мертва, у наркомафии такое вполне может быть. Так или иначе, я не верю, что бедный малыш жив.
А вот Вадим верил. И не потому, что ради спокойствия Юрия Ситко его искали по всем приютам и больницам. Нет, он чувствовал, что ребенок жив, как чувствовал иногда засаду или кого-то, подкрадывающегося сзади. Интуиция, без нее в органах делать нечего. И прогуливаясь по опустевшему борту «Калипсо», – трупы, конечно же, давно увезли – Вадим словно видел, как черная женская тень выносит из каюты малыша и, закутав его в одеяло, увозит на шлюпке. А это означало, что у нее теперь есть уязвимое место.
Конечно, Вадим не мог знать, отдаст она его, или утопит, или просто бросит в канаве. Как не мог знать и то, что в этой развороченной комнате Евгений кричал жене, что не жалеет о сделанном, что вкалывал с 18 лет на отца не для того, чтобы в один прекрасный день тот сказал: «Подвинься, Женя, братья подросли». Он не знал, что Евгений очень гордился империей, которую выстроил сам, империей, над которой не нависает ненавистная тень отца, империей, которую не придется делить. Он не знал, что в тот момент, произнося эти слова, он был так похож на чудовище, что его жена не выдержала и начала кидать в него всем, что попадалось под руку, совершенно забыв, что в соседней каюте спит их маленький сын, и что скандал разбудит его. Он не знал, что она боялась, боялась, как никогда, за себя и за сына, да и за мужа, которого все еще любила, поэтому она так кричала и швыряла в него все эти вещи, пока малыш в конце концов не проснулся и не начал орать. Детский плач отрезвил ее, она уложила малыша в развороченной комнате, убрать она могла и потом, и, придя в себя, вышла на палубу, чтобы продолжить разговор с мужем там, где они не смогут разбудить малыша.