— Чернильница, — Бруэр вспомнил историю с письмом, написанным кровью.
— Точно такие же принадлежности были обнаружены и у Ловенталя.
Взяв чернильницу через носовой платок, Баутин приподнял ее и принюхался.
— Да, это кровь.
— Парень и в самом деле помешанный.
— Ему, наверное, плохо спится, если он не пускает кому-нибудь кровь, — Баутин был уже сыт всем этим по горло. Он поставил чернильницу на лист промокательной бумаги.
— Проследи, чтобы наши парни ничего здесь не упустили, позаботься об этом. Воспользуйтесь обычным…
— Мы все сделаем, Отто.
— И запись телефонных звонков. Из них о многом можно узнать.
— Хорошо.
Баутин совсем пал духом, плечи его поникли, и он чувствовал, что вампир нанес ему еще один удар. Отто медленно побрел к выходу, на свежий воздух, где смог, наконец вдохнуть полной грудью. В доме Матисака было душно и тепло, как в турецкой бане.
Болезнь убийцы, как говорила Джессика, заставляла его постоянно находиться в тепле. Да, сейчас для этого подонка настанет горячее времечко, подумал Отто. Но страх и беспокойство за Джессику заглушали все другие мысли, поэтому, найдя машину Бруэра, Отто еще раз связался с центральным полицейским управлением, чтобы выяснить, знал ли хоть кто-нибудь в этом городе, где находится сейчас Джессика Коран.
ГЛАВА 29
Джессика изо всех сил боролась с действием наркотика, где-то в тайниках ее сознания теплилась надежда, что убийца предпочитает препарат с мягким воздействием, который позволит ей оставаться в сознании до тех пор, пока из нее не вытечет последняя капля крови.
Воспаленный мозг девушки рисовал образы уродливого Гэмбла и другого, более высокого мужчины, которые лапали ее. Джессика хотела вырваться из этого ада, вернуться к сознанию, молясь лишь о том, чтобы не нашли и не забрали ее пистолет.
И с этой мыслью к ней возвратились ощущения.
У нее началась клаустрофобия[36], она ощутила на своей груди что-то тяжелое, словно какое-то кошмарное существо сидело на ней и сосало ее грудь. Джессика поняла, что ее сдавливает Гэмбл, который получил несказанное удовлетворение, порвав на ней блузку.
Все внутри Джессики сжалось от омерзения, она услышала голос того, другого:
— Достаточно, Гэмбл.
— Я еще с н-ней н-не з-закончил.
Девушка почувствовала, как Гэмбл расстегнул на ней слаксы и пытается их снять.
— О Б-боже, — вдруг простонал Гэмбл. — Ч-ч-что это?
— Пистолет, идиот. Он был у нее все время.
— Она м-могла м-меня з-з-застрелить?
— Слезь с нее и возьми пистолет. Дай его мне, — потребовал вампир.
Гэмбл рванул на себя кожаную кобуру, как раз в тот момент, когда Джессика попыталась выхватить пистолет. Но девушка почувствовала, как что-то, напоминающее кирпич, ударило ее по лицу. Это оказалась подошва туфли — и она снова потеряла сознание.
— Подготовь ее, — приказал Матисак.
— Я еще с н-ней н-не з-закончил.
— Нет, закончил, черт бы тебя побрал. Гэмбл, опусти же этот проклятый пистолет.
— Т-ты обещал м-м-мне.
— Хорошо, хорошо, но мы не можем торчать здесь всю ночь, Гэмбл.
Матисак вовсе не желал, чтобы в этой женщине обнаружили сперму Гэмбла. Ему не хотелось, чтобы еще один рьяный криминалист задался вопросом: почему последняя жертва чикагского вампира была изнасилована. Матисак разработал исключительный план, согласно которому вампирами, в конечном итоге, должны оказаться два человека — Ловенталь и Гэмбл. Теперь, когда Ловенталь покончил с собой, Гэмбл приходит к выводу, что не может больше заниматься подобными делами один, несмотря на отчаянную попытку убить доктора Коран также, как и предыдущие жертвы. Если же маленький член этого извращенца проникнет в эту женщину и оставит в ней свои следы, ее сослуживцы смогут выяснить, где она находилась, что было для самого Матисака не слишком-то блестящей перспективой.
Однако, сейчас Гэмбл стоял абсолютно голый, выставив напоказ свои уродливые формы, его возбужденный член указывал на Матисака так же откровенно, как и кольт 38-го калибра, принадлежавший Коран. Нет, этот человек явно сумасшедший. На какой-то миг Матисак даже подумал, что Гэмбл вот-вот выстрелит в него.
Ему не составило особого труда уговорить этого слабоумного придурка «разделить» женщину. Матисак был в курсе всех фантазий, склонностей и извращений Гэмбла. В отличие от Мэтта, которого вовсе не интересовал секс, этот человек был настоящим сексуальным извращенцем.
— Ладно, ладно, Хиллари, ты прав.
— И я не хочу! Не хочу, чтобы ты торчал здесь все это время! — свое заявление Гэмбл подкрепил взмахом пистолета и неожиданно даже перестал заикаться. — Обожди в другой комнате.