— Нет, нет! Не уходите! — в жалобном голосе убийцы послышались страдальческие нотки, которые казались хорошо отрепетированными. — Я только хотел спросить… как вы?
— Как я, — повторила девушка, едва не засмеявшись над иронией, прозвучавшей в голосе этого человека. — Ублюдок.
Матисак смотрел на Джессику, гипнотизируя взглядом.
— Я прекрасно понимаю, вы меня ненавидите.
— Хорошо. В таком случае, мы знаем, как относимся друг к другу. А теперь давайте продолжим это… интервью.
— Да.
— Вы намерены говорить серьезно?
— Да.
— Хорошо. Почему? Почему для разговора вы выбрали именно меня?
— Чтобы… прежде всего сказать то, что я… должен сказать… В то время я абсолютно не владел собой и не мог обуздать… свое пристрастие к крови. Тюремные врачи поняли это. Они поняли — моя физическая потребность была вполне реальной.
Джессика напряглась. Она знала, убийца снова начинает играть с ней в прятки.
— И может быть… может быть, придет день, когда я снова стану свободным человеком… вылечусь с помощью лекарств от своего пристрастия. Ведь это… всего лишь пристрастие, пагубная привычка, и вы это знаете.
— Никто не сможет излечить вас от того, кто вы на самом деле, Матисак. Никто. Врачи могут поить тебя кровью быка, если это поможет тебе обуздать пристрастие, могут пичкать тебя белком, гормонами и разными лекарствами, но мы оба знаем — если бы тебе сегодня предоставилась возможность сделать со мной то, что ты сделал…
— Нет, никогда, больше никогда!
Девушка поняла — Матисак собирается стать идеальным заключенным, одним из многих тысяч других, которому система смогла помочь. Джессика внезапно осознала, что убийца оказался чрезвычайно сведущим в этом вопросе.
— Ваше психическое расстройство неизлечимо, Матисак.
— За двадцать лет многое может стать другим. И тогда вы измените свое мнение обо мне… особенно, если я помогу вам.
— Поможете мне?
— Да, помогу.
— Лично для меня вы ничего не можете сделать.
— В таком случае, для ФБР.
— Вы ни черта ничем не можете помочь ни мне, ни ФБР, и будь на то моя воля, вы не находились бы сейчас в этой камере, а сидели бы на электрическом стуле.
— ФБР хочет знать, почему, — Матисак усмехнулся.
Джессика сквозь стекло уставилась на убийцу. Комната стала невыносимой, как и сам вампир. На какой-то момент девушка испугалась — между ними вовсе нет никакого органического стекла, ее заманили сюда хитростью, и убийца вот-вот схватит ее за горло. Перед глазами возникла восхитительная картина: она опускает руку в сумочку, достает пистолет, прицеливается. Убийца с расширенными от ужаса глазами застыл, оцепенело ожидая пулю, которая размозжит его череп. Девушка медленно нажимает на курок, наслаждаясь моментом, представляя, как мозги и кровь Матисака отпечатаются на белой стене камеры. Тело убийцы медленно съезжает по стене, зубы вампира обнажаются в страшном оскале смерти, и девушку охватывает всепоглощающее чувство наконец-то закончившегося кошмара. Вздрогнув, Джессика взглянула на живого Матисака, насмешливо посматривающего на нее, и окончательно поняла — с грезами покончено и нужно возвратиться к реальной действительности.
Она знала, чего ждет от нее Бюро, знала, чего хотел бы от нее Отто. Джессика спокойно произнесла:
— Давайте не будем уходить от главного, Матисак. Вы хотели признаться в других убийствах, ведь так? Которые произошли в Кентукки, Огайо? Где-то еще?
— Возможно, — ответил убийца. — Когда-нибудь.
— Чего же тогда вы хотите, черт бы вас побрал?
— Я хочу, чтобы… вы простили меня.
— Ну уж нет. Этого вы не дождетесь никогда.
— Тогда, по крайней мере, позвольте мне объяснить, почему.
— Почему… почему?
— Все дело в крови. В моем пристрастии.
— Лжец.
— Я говорю вам то, что есть на самом деле.
— Лжец.
— Если не из-за крови…
— Вам необходима власть, которую вы получаете, высасывая жизни из других людей. Вы считали, что это делает вас особенным, не правда ли? Вы согласны со мной?
— Я был одержим лишь пагубной привычкой.
— Это не так!
— Я считал, что вампиризм сделает меня бессмертным. А это объясняет вам степень… моего пристрастия.
— Так, значит, теперь вы психически здоровы?
На это Матисак ничего не ответил.
— Теперь вы психически здоровы?
Снова молчание.
— И вы думаете, что сейчас, когда вы страдаете расстройством психики, мы будем вам верить?