Я глубоко прониклась чувствами Дина: его переживаниями насчет отца и тем, что творилось в его голове после одного взгляда на тело той девушки. Я не могла упрятать эти мысли подальше — они кровоточили вперемешку с моими собственными.
Прямо сейчас, Дин почти наверняка думал о крови убийцы, бегущей по его венам. В моих же текла кровь Лок. Может Лия была права. Может я не могла полностью понять всего, через что сейчас проходил Дин — но профайлер во мне всё не переставал пытаться. Я не могла перестать чувствовать его боль и находить её отражение в моей собственной.
После ужина я собиралась подняться наверх, но ноги сами понесли меня к гаражу. Я замерла перед дверью. Из гаража доносились глухие звуки ударов — снова и снова. Я подняла ладонь и опустила её на дверную ручку.
Он не хочет, чтобы ты была здесь, — напоминала я самой себе. Но в глубине души, я не могла удержаться от мысли о том, что Дин меньше всего хотел отдаляться от всех нас — он скорее не позволял себе хотеть этого. Существовал шанс — и довольно большой — что Дину вовсе не хотелось быть одному, однако он считал, что заслуживает одиночества.
Моя рука снова опустилась на ручку, но на этот раз я повернула её. Дверь приоткрылась, и к ритмичным звукам ударов, которые я слышала, прибавилось тяжелое дыхание. Отрывисто дыша, я распахнула дверь. Дин не заметил меня.
Его светлые волосы взмокли от пота и прилипли ко лбу. Крохотная белая майка прилипла к его торсу, насквозь мокрая и прозрачная. Я могла различить очертания его живота и груди. Его плечи были оголены, мускулы на них выглядели настолько напряженными, что, казалось, собирались лопнуть или вырваться из-под его загорелой кожи.
Удар. Удар. Удар.
Его кулаки врезались в грушу для битья. Та возвращалась к нему, и он бил ещё сильнее, чем прежде. Ритм ударов становился всё быстрее, и с каждым разом, он всё больше вкладывался в них. Его кулаки были голыми.
Не знаю точно, как долго я стояла, наблюдая за ним. В этих его движениях было нечто животное, нечто дикое и ужасное. Благодаря глазам профайлера, я видела в каждом ударе значение. Потеря контроля, контроль. Наказание, освобождение. Он жаждал почувствовать боль в костяшках. Он не мог остановиться.
Я сделала пару шагов к нему, всё ещё не попадаясь ему на глаза. На этот раз я не повторю ошибки — не попытаюсь прикоснуться к нему. Его невидящий взгляд замер на груше. Я не была уверенна в том, кого именно он бьет — своего отца или себя самого. Я знала лишь, что если он не остановится, чем-то придется пожертвовать — грушей, его руками, его телом или его разумом.
Его нужно было вытащить из этого.
— Я поцеловала тебя, — не знаю, что заставило меня сказать это, но ведь я должна была сказать хоть что-нибудь. Я видела, как он пытается осознать смысл моих слов. Его движения слегка замедлились, и я чувствовала, как он возвращается к настоящему.
— Это не имеет значения, — он продолжил бить грушу. — Это была всего лишь игра.
Правда или Действие. Он был прав. Это всего лишь игра. Так почему же я чувствовала себя так, словно кто-то ударил меня?
Дин, наконец, перестал бить грушу. Он тяжело дышал, и с каждым вздохом его тело содрогалось. Взглянув на меня, он снова заговорил:
— Ты заслуживаешь лучшего.
— Лучшего, чем игра? — спросила я. Или лучшего, чем ты?
Дин не ответил. Я знала, что дело не во мне. Дин не видел меня настоящей. То была Кэсси, которую он нафантазировал и идеализировал — кто-то, чтобы мучить себя. Девушка, заслуживающая чего-то. Девушка, которую он никогда не будет заслуживать. Я ненавидела тот факт, что он водружал меня на стеклянный пьедестал — хрупкую и недосягаемую. Словно у меня здесь не было права голоса.
— У меня есть тюбик губной помады, — я буквально швырнула в него этими словами. — Её дала мне Лок. Я лгу себе о том, что храню её, как напоминание, но всё совсем не так просто, — он не ответил, так что я продолжила говорить. — Лок думала, что я могу быть похожей на неё, — в этом и заключался весь смысл её маленькой игры. — Она так сильно хотела этого, Дин. Я знаю, что она была монстром. Я знаю, что должна ненавидеть её. Но иногда, я просыпаюсь утром и всего на миг я забываю об этом. И в этот миг, прежде чем вспомнить о том, что она наделала, я скучаю по ней. Я даже не знала, что мы родственники, но…
Я замолкла на полуслове, и моё горло сжалось от мысли о том, что я должна была знать об этом. Я должна была разглядеть в ней последнюю связь с моей матерью. Я должна была понять, что она была совсем не той, кем хотела казаться. Я должна была знать, но не знала, и из-за этого пострадали люди.