— А мне — нет, — сказал Зеев и решил покончить с заданием сразу. — Ты смотрела «Взгляд»?
— Италийский? Смотрела. Работа «Каха»?
— Нет, это мы, «Бней-Иегуда». Я и Аркан.
Далии понадобились три секунды, чтобы осмыслить сообщение. Она, в отличие от самого Зеева, поняла его целиком, со всеми нюансами и скрытыми от Зеева смыслами. Он подумал даже, что она ожидала от своего сына чего-то такого. Далия опустилась в кресло, закрыла глаза, лицо стало белее стены, но, когда Зеев сделал шаг вперед, она предостерегающе подняла руку, и он остался у двери.
Он не знал, сколько прошло времени — может быть, час. Далия, не открывая глаз, сказала:
— Уходи. Ты не виноват, я знаю, но уходи. Я хочу побыть одна.
— Я скажу Хае, чтобы…
— Скажи Хае, что я не хочу никого видеть, пусть она позаботится об этом.
Потоптавшись на месте, Зеев повернулся, чтобы уйти, и Далия сказала ему в спину:
— Никогда нельзя смешивать личные беды с бедами народа. Никогда. Он был неправ.
Она говорила о своем сыне, будто читала главу в учебнике истории — том самом, что написала несколько лет назад для еврейских средних школ.
Зеев вышел и закрыл дверь.
Утренние италийские газеты были заполнены огромными заголовками и фотографиями, бьющими на жалость. Зеев из дома не выходил, потому что по улицам Перуджи расхаживали военные патрули, смотрел телевизор, где первые полосы газет демонстрировались крупным планом. Позвонил Арону Московицу и спросил, что происходит с романским телевидением и газетами.
— Что всегда, — отозвался Арон, и Зеев так и увидел, как старик усмехается в бороду. — Закрыто. В наш век информации это просто бессмысленно. Кстати, комендантский час кончается в полдень, и на два часа назначено заседание. Изволь явиться.
— Сколько их там было? — спросил Зеев. — Я так и не слышал окончательного числа.
— По последним данным — сорок восемь. Подробности — когда встретимся.
— Аркана жалко, — сказал Зеев.
— Не опаздывай, — отозвался Арон, не отреагировав на реплику. Конечно, для него Аркан — богоотступник, религия не прощает самоубийц, жизнь еврея принадлежит Ему, и никто не может распоряжаться ею самостоятельно. Это так. Но все равно жалко.
Подвели итоги. Заседали в малом зале синагоги, где не было книг и где обычно собирались раввины и муниципальные власти, чтобы обсудить местные проблемы, которых всегда было достаточно, а после оккупации стало просто невпроворот. Перуджийский совет Общины Бней-Иегуды насчитывал одиннадцать человек — достаточно для миньяна и для принятия любого ответственного решения.
Зеев был краток — только главные детали и основные выводы. Рав Штейнгольц, руководитель Общины, кивал головой, а когда Зеев закончил доклад, пустился в свои обычные рассуждения о причинах и целях Сопротивления. Рава слушали внимательно, хотя он, по большей части, повторял известные истины — но среди этих истин, как цветы среди камней, попадались замечательные мысли, которые никому, кроме рава, в голову не приходили. И не могли придти — рав был мудр, а остальные просто служили Создателю.
— Сейчас, в пять тысяч семьсот пятьдесят пятом году, — рассуждал рав, — просто нелепо сохранять такое количество богов, что свидетельствует о косности италийского мышления. Подумать только — президент у них посещает храм Юпитера Капитолийского, а министр иностранных дел просит помощи у Марса, когда направляет карательные отряды в Перуджу и Неаполь! Бог един, и это признал уже весь цивилизованный мир. Даже безбожники в Штатах и России вынуждены были согласиться, что Мир не мог быть создан этим олимпийским сборищем развратников. Уже хотя бы поэтому приход италийцев на эту землю противен всему развитию цивилизации.
«Что ты знаешь о развитии цивилизации? — подумал Зеев. — У тебя даже телевизора нет. Компьютера — подавно. Твой Хаим приходит к моему Гилю играть в компьютерные игры, они вместе убивают на экране италийцев, и это учит их патриотизму больше, чем твои субботние речи.»
— Недавно мне пришлось услышать в этих стенах большую глупость, — продолжал рав. — Один романский еврей, я не хочу называть имени, спросил меня в личной беседе: а что бы случилось с нами, евреями, если бы почти две тысячи лет назад Титу удалось взять Иерусалим и разрушить Храм, как того хотел его отец, император Веспасиан? И мне пришлось объяснять, что история не знает сослагательного наклонения, что было — то было, и евреи просто обязаны были победить, потому что опыт прежних сражений с греками и римлянами не мог не принести свои плоды. И гений Маккаби Бен-Дора, описанный Иосифом Бен-Маттафием…