Ага. Дорогой чистый брат, ты сам-то веришь в эту чушь насчёт исправления? Ой, вряд ли! Скорее, считаешь, что девчонку затюкали до полусмерти — и ты прав, ты абсолютно прав, и теперь горько сожалеешь, что не вмешался. А я не из тех, кто облегчит твои страдания. Усугубить — это всегда пожалуйста, но сочувствие и дружеское участие всё-таки совсем не по моей части.
— Талина тоже… исправилась? — я намеренно повторила интонацию собеседника, и брат Отмич прикусил губу. Затем неохотно ответил:
— Нет. Ей не было нужды исправляться. Тихая, послушная девушка. Достаточно скрытная. Одиночка — насколько я знаю, подруг у неё было мало.
Мужчины… Я едва удержалась, чтобы не скривиться. Ну разумеется, если девочка ходит одна, значит, это она любит одиночество, а не все вокруг стараются обходить её десятой дорогой — никому ведь не хочется нарваться на Аготу с компанией…
«Он не знает. Он из хорошего рода, у него всегда хватало друзей, откуда ему знать?»
«А ещё он чертовски ненаблюдателен, раз не знает. У парней, видишь ли, всё то же самое. В чём-то ещё и пожёстче».
«Он просто хочет видеть в людях добро!»
«И поэтому закрывает глаза на зло? Не лучшая стратегия».
— Что ж… — задумчиво произнесла я вслух. — Кажется, я узнала многое из того, что хотела. Спасибо вам, чистый брат.
— Хотел бы я помочь чем-то посущественней, — вздохнул брат Отмич. — Мне очень жаль, что пользы от меня в расследовании мало.
Я усмехнулась:
— Ничего. Вы помогли.
Итак, Душехват напал на тихих, скромных девиц, старающихся держаться в тени. Ни одна из них не высовывалась, ни одна и подумать не посмела о том, чтобы попросить о помощи — а ведь в самом начале люди всегда чувствуют, что с ними творится беда! Верно, Талина?
Отвечать бедная девочка не желала, но потом всё-таки буркнула нечто малоразборчивое. По всей видимости, утвердительное. Конечно, я могла бы залезть в её память и без спросу, неторопливо разобрать все воспоминания по обрывку, по кусочку…
«Не надо. Это больно».
«Да, больно. Но придётся через это пройти. Нам ведь надо его поймать, понимаешь?»
Талина понимала. Просто… это и впрямь чертовски неприятно — разбираться, где ты допустила промах, стоивший жизни. Неприятно, болезненно, можно сказать, мучительно. Если бы я могла пожалеть Талину — я бы, наверное, это сделала.
«Я его не видела, — внезапно сообщила Талина. — Только чувствовала. Думала, это я так заболела, пошла в лазарет, а там надо мной лишь посмеялись. Сказали, раз нет температуры или других симптомов, значит, мне в больнице делать нечего».
Я на миг прикрыла глаза, пытаясь унять клокочущую ярость. Ей нечего делать в больнице, о, да! Сразу в морг, а ещё лучше — на стол некроманту, пусть-ка позабавится! Люди…
Что ж, значит, придётся отдельно выяснить, обращались ли в лазарет Зофья и Хальда. Если обращались, то когда именно. Но вряд ли мне расскажут.
Украсть документацию? Если она хранится не в каком-нибудь сейфе, то можно придумать подходящую болячку — я не Талина, уж мне-то известны симптомы многих болезней, а заодно и как их подделать. Попасть в лазарет, ночью покопаться в бумагах…
«Зачем ты всё время пытаешься совершить преступление? Пусть чистый брат спросит. Ему расскажут».
Я остановилась, тихонько охнула про себя. Ай да умница Талина, ай да дурёха я! И впрямь — раз священник так страстно желает быть полезным, почему бы не воспользоваться случаем?
Брат Отмич с радостью согласился помочь. Вина за умерших девиц грызла его так, что я на какое-то время даже заподозрила его в пособничестве Душехвату. Впрочем, тут же успокоилась, мысленно пожав плечами. Пора бы запомнить, что хорошие люди пытаются взять на себя ответственность за все грехи мира. Странно, что брат Отмич не винится в разжигании Отмаллийской войны. Когда она там случилась — за пятьсот лет до его рождения, за шестьсот?
— Вы там, если что, надавите на врачей, — посоветовала я. — Расскажите о связях вашей семьи, о том, что случается с нелояльными…
— Совет демона… — устало вздохнул священник. — Что ж, если другое не поможет…
Я хмыкнула и не стала спорить. Попрощалась, пошла к двери. Уже на пороге меня остановил голос брата Отмича:
— Госпожа… простите, не знаю вашего имени…
— У грязи нет имени. Чего вы хотели?
— Вы так спокойно ведёте себя в храме. Вам… здесь комфортно?
Я развернулась и подарила ему кривоватую улыбку:
— Да, мне здесь комфортно. Если бы вы пригласили меня туда, где молитесь сами — наверное, я не смогла бы пробыть там долго. А это… это всего лишь место, где множество людей занимается своими делами. Некоторые молятся, другие же…