- Слушай, ну здорово! А кто он? – спрашиваю я, разглядывая фото на экране.
Если честно, мужчина мне не нравится. Да, он довольно привлекателен, но взгляд какой-то холодный. Впрочем, может, просто кадр такой получился.
- Бизнесмен из столицы. Ему, правда, в тот же вечер пришлось уехать, какие-то дела там срочные возникли, но мы каждый день созваниваемся, и переписываемся. И, представляешь, на выходные он пригласил меня в гости! Мол, столицу покажу, и все такое! Причем я ни разу сама не позвонила, сдерживалась изо всех сил! Он сам! Я немного боялась, что на проходимца нарвусь, ну, знаешь, корыстного. Но вчера мне букет доставили из цветочной лавки. Он позвонил и оплатил, представляешь! И в столице уже номер в гостинице заказал, прислал подтверждение!
- А почему он сам не приедет, а тебя зовет? – я стараюсь сдержать глухое недоверие, чтобы не обидеть Марту, но она в такой эйфории, что не замечает моей реакции.
- Ну, не может, наверное. А, может, просто хочет мне столицу показать. У нас-то что смотреть? Весь город за час объехать можно!
- Слушай, ну здорово! Я тебя поздравляю! – надеюсь, на занятиях в институте меня научат не только контролировать эмоции, но и успешно их скрывать от окружающих, когда того потребуют обстоятельства.
Меньше всего мне хочется сейчас обидеть Марту и испортить ей настроение. Да и потом, объективно все идеально. Чего я цепляюсь? Может, просто мне неприятно, что у кого-то все хорошо, в то время как я переполнена подозрениями и ревностью? Ну, или растерянностью от того, что поддалась этим чувствам.
- Ох, неужели мне, наконец-то, повезет? – вздыхает Марта мечтательно.
Потом хмурится, и я понимаю, что сейчас ее годами выработанная тревожность проснется и вылезет наружу. Поэтому порывисто обнимаю подругу и расцеловываю ее в обе щеки:
- Повезет, конечно, повезет! И, прежде всего, это твоему избраннику повезет с такой чудесной девушкой! Когда едешь?
- Он меня ждет в субботу, но я поеду в пятницу, чтобы выспаться после дороги, в порядок себя привести. Кстати, я у Лотты шикарное платье купила. В столице сейчас винтаж в моде, вот и покажусь во всей красе!
Моя совесть теперь чиста. Если отправить подругу к Лотте было надуманным предлогом, чтобы продолжить беседу с профессором, то все сложилось как нельзя лучше. Мы еще болтаем с Мартой о делах бюро. Она показывает мне несколько интересных проектов, но потом все равно приходится прощаться.
В приемной я сталкиваюсь с Казимежем. Если честно, я так и не смогла в свое время справиться с робостью перед первым начальником, но сейчас даже рада, что есть еще повод задержаться. Казимеж расспрашивает меня о делах, о семье.
- Юсси, надеюсь, перерос привычку разрисовывать арт-объекты?
- Он уже свои создает, - отшучиваюсь я. – На выставке рисунков среди младших классов второе место занял!
- Молодец! Весь в мамочку! Вот, - Казимеж, легонько приобняв за плечи, подводит меня к секретарю, - эта милая девушка, между прочим, была моей самой лучшей секретаршей! Ни одного испорченного документа, ни одной пропущенной встречи! И это, милочка, несмотря на то, что у нее маленький сын-непоседа, который ее вечно отвлекал и требовал внимания. А ты, Эдна, мне перевод полдня оформить не можешь!
М-да, тактичность – это не про Казимежа. Расточать комплименты одной девушке, чтобы поругать другую – сомнительная мотивация для сотрудников. Эдна щурит на меня глаза, а Казимеж не унимается:
- Да если бы меня не вынудили, я бы ее ни за что не отпустил. Но куда уж мне! По личной просьбе начальника архива!
На самом деле, за меня просила только Вилма, на которую произвел впечатление тот факт, что я сдала всю текущую документацию бюро не просто в срок, но и в полном соответствии с требованиями. Никто же не знает, что я так боялась ошибиться, что трижды перепроверяла дела! Так что в бюро я успела проработать всего полгода, когда меня переманили в городской архив.
Если честно, меня и здесь все устраивало, но Вилма слезно объяснила, что у нее сразу три сотрудницы ушли в декрет, а въедливых делопроизводителей отыскать не так просто. Сыграло роль и то, что архив был гораздо ближе к детсаду Юсси и к дому, а платили там почти в два раза больше. Последней каплей, склонившей часу весов, стали слова Марты.