Переполненная впечатлениями дня я постепенно погружаюсь в легкую дрему. Сквозь сонную завесу слышу тихие голоса родных (мама уговаривает Юсси, что пора в кровать).
Папа уходит за водой, чтобы залить костер. «Не надо, пожалейте его» – хочется сказать мне. Костер похож на диковинную птицу, бьющую крыльями, от взмаха которых разлетаются в стороны искры, расчерчивая огненными штрихами вечернюю тьму. Но слова отказываются приходить, пляшут где-то на краешке сознания, щекочут волосы, я неловко отмахиваюсь от них, и по пальцам стекают розовые и зеленые струйки краски, которую я вроде бы смыла перед зеркалом в кабинете Марты. Зеркало дразнится, доказывая мне, что все не так…
- Я пропустил самое интересное? – спрашивает кто-то очень знакомый.
- Тшш…Аурика засыпает совсем, - тихо откликается мама.
И тогда меня подхватывают сильные, такие родные руки, и я покорно-привычным жестом склоняю голову на крепкое плечо, с наслаждением вдыхая родной запах. Позволяю себе погрузиться в сладостно-расслабленную дрему и все же каким-то усилием удерживаюсь, чтобы еще ощутить, как меня укладывают на кровать, как заботливо раздевают, невзначай лаская обнаженную кожу. Как потом Ивар укладывается рядом, целует меня в волосы, так что его дыхание, в котором смешивается запах вина и вишневого табака, щекочет мою шею. И вот уже тогда, уверившись, что все хорошо, что счастье от близости любимого мужчины, как прежде, окутывает меня мягким теплом, я позволяю себе окончательно соскользнуть в сон.
А просыпаюсь все от тех же прикосновений, только теперь дразняще-настойчивых.
- Вставай, соня, – тормошит меня Ивар, - на работу опоздаешь!
Начинается утренняя суета, во время которой я успеваю получить от Ивара легкий упрек в том, что посиделки у костра устроили без него.
- Это спонтанно получилось. И потом, мы же не знали, когда ты вернешься, - я отвечаю, не вкладывая упрек в слова, лишь потом спохватываюсь, что выстраиваю шаткий мостик к объяснению вчерашнего.
- Если б ты знала, с какой радостью я променял бы вчерашний ужин на семейный вечер! – смеется Ивар. – Эти столичные чинуши – такие снобы! Мы повели их ужинать к Анджею, и что получили? Презрительные усмешки и рассуждения о том, как примитивно и убого поставлено обслуживание в провинциальных забегаловках. Представляешь, назвать заведение Анджея забегаловкой?
Да уж. Ресторан Анджея – самое уютное заведение в городе, двухэтажный сруб в окружении старых сосен, с непередаваемой атмосферой и очень вкусной местной кухней. Именно там, во время романтического ужина Ивар недавно сделал мне предложение, которое я, правда, в замешательстве, пока не приняла, но это другой вопрос. Мне становится обидно за Анджея и за город, к которому чужаки относятся столь пренебрежительно.
- Да кто они вообще такие?
Ивар морщится:
- Конфликт с Донатом повлек за собой более серьезные последствия, чем мы ожидали. Насколько я успел понять, это была осознанная провокация. Кому-то в верхах не по вкусу, что город живет по своим законам и не желает жертвовать историческим обликом и традициями в угоду веяниям моды. Эти люди из комиссии хотят, чтобы мы обосновали целесообразность соблюдения законов, которые, по их мнению, давно устарели. Я вчера водил их по городу, они восторгались и ахали, постепенно растерялись по дороге: один на трамвае уехал кататься, второй застрял на улице-реке, третья по площади меня таскала, разглядывая архитектурные изыски. Правда, потом все сама и испортила, когда начала сверять особенности построек со стандартами из своего ведомства…
Ну, вот все и объяснилось. Сейчас я не понимаю, что со мной было вчера. Может, проходя через двери института, мы подверглись какому-то воздействию, которое, например, провоцирует несвойственные нам эмоции. Или будит то глубинное, дремлющее, что неохота трогать и признавать? Как бы то ни было, сейчас, когда Ивар все это мне рассказывает, вчерашние сомнения кажутся мне смехотворными! Нужно будет у Акселя с Мией расспросить, не заметили ли они у себя странных перепадов в настроении?
- Значит, город хотят модернизировать? – спрашиваю я с легкой тревогой.