- И какой же?
Юсси попирает рукой щеку и выдает:
- Что ученый долго-долго смотрел на Луну…
- Нет, милый, вывод в том, что поверхность Луны гораздо лучше видна, когда человек использует приборы для наблюдения.
- А, - тянет он, - тоже верно! Ты мне почитаешь перед сном?
- А ты уже все написал?
- Ага, - отвечает он, торопливо сгребая все со стола.
- Дай посмотреть.
Юсси распахивает глаза в притворном изумлении и крепко прижимает к себе тетрадки:
- Ты что, не доверяешь ребенку?!
Я не отстаю:
- Ты честно-честно все сделал?
В «гляделках» я всегда выхожу победителем, и он, вздыхая, сдается:
- Ну, ладно, парочку примеров допишу.
За вечер мы не только успеваем почитать, но и обсудить аттракцион, открывшийся в парке, Марику (новую симпатию Юсси) и мое поступление в институт. Факт, что я тоже буду по вечерам делать уроки, его забавляет. И все же, сколько бы удовольствия не приносила мне привычная вечерняя возня, я невольно поглядываю на часы. Уже почти девять, а Ивар еще не вернулся.
Наконец, хлопает входная дверь, я торопливо расцеловываю уворачивающегося Юсси в щеки, нос и уши, и спешу в прихожую. Но все равно успеваю увидеть только широкую спину Ивара, который уже поднимается наверх.
- Привет! – окликаю я. – А ужинать?
- Привет, - отзывается он, не оборачиваясь. – Нет, устал. Пойду, приму душ и лягу.
Так, не остановился. Не поцеловал. С родителями поздороваться не зашел. Юсси обещанный чертеж не принес. Я замираю, тщетно пытаясь унять волнение, а потом все же поднимаюсь следом. Ивар уже раздевается, упорно не оборачиваясь ко мне. Я смотрю, как летит на застеленную кровать пиджак, галстук, сорочка. На мгновение отвлекаюсь от тревожных мыслей, завороженная игрой мускулов на его спине, но потом понимаю, что для аккуратиста-Ивара вот так разбрасывать вещи – еще один тревожный звоночек.
Осторожно приближаюсь и обнимаю его сзади. Ивар замирает, накрывает прохладными ладонями мои руки, а потом решительно высвобождается:
- Золотинка, я пойду в душ, устал неимоверно.
А смотреть так и не смотрит.
- Да в чем дело? – не выдерживаю я, разворачивая его к себе, и ахаю от неожиданности.
Ивар хмурится и торопливо прикрывает рукой распухшую синеющую скулу.
- Господи, это еще что?
Неужели в нашем благословенном городе завелись грабители? Ивар устало вздыхает, понимая, что теперь от откровенного разговора не отвертеться.
- Это пустяки…Решительное неприятие Донатом факта, что ему вновь отказано.
- И ты еще иронизируешь? Надо в полицию идти.
- Не надо никуда идти, - целует меня Ивар, - лучше сделай своему избитому герою примочку, раз уже все открылось.
Содержательную беседу мы продолжаем уже в ванной.
- А ты, значит, хотел, чтобы не открылось? Лег бы сегодня спать, отвернувшись? А я бы тогда лежала и думала, что же резко изменилось в наших идеальных отношениях?
Ивар смеется и притягивает меня к себе:
- Вот, значит, как? Прости, сглупил. Не подумал, что в эту хорошенькую головку придут столь нелепые мысли. Просто не хотел, чтобы ты расстраивалась.
- Вот уж не думала, что работа в комитете градостроительства такая опасная! – ворчу я, осторожно прикладывая к щеке Ивара холодное полотенце. – Вам теперь хоть охрану нанимай!
- Да, ну, брось. Доната уже с почестями проводили из города. Что поделаешь, никак бедняга не смирится, что его шикарным пластиковым окнам не суждено украсить наши неприглядные домишки!
Я фыркаю. Красота города – константа, не подлежащая сомнению. Во многом как раз благодаря указу бургомистра о том, что все строения в городе должны быть кирпичными или каменными, а окна и двери – деревянными. Никакого бездушного пластика, никаких хай-тек офисов, никакого асфальта (только тщательно уложенная брусчатка да газоны). Никаких рекламных растяжек и билбордов, за которыми не было бы видно ажурных кованых фонарей и лепнины на старинных фасадах. Фабрики вынесены за черту города и оснащены новейшими очищающими фильтрами.