Его родители уже несколько лет путешествовали по миру, подолгу гостили у дочери, жившей за океаном и у многочисленных друзей. Последний раз они собирались вместе в прошлом году, когда Стефан отмечал двадцатипятилетие. И, хотя он давно уже привык к самостоятельности, сейчас понял, как не хватает ему душевных разговоров за столом, шутливых пикирований и по-домашнему вкусной еды.
В ином случае его дурацкое стремление спасти Еву от несуществующей угрозы могло бы стать центральной темой разговора, но если хозяева и были в курсе, чему они обязаны его появлению в доме, то тактично обошли этот момент стороной. Не замечали ни чужого свитера, что сидел на нем мешком, ни еще покрасневшего носа. Обсуждали новые рецепты и скорый приход весны, проделки Бархата (так солидно звали щенка) и городские новости.
Узнав, что Стефан – приезжий, но намерен пробыть здесь не меньше полугода, наперебой принялись рассказывать ему о предстоящих городских праздниках, самых уютных кофейнях и лучших местах для купания.
- А что вы у нас будете делать? – спросила любопытная Кася. – Вы не фокусник?
Ева шикнула на нее, а пани Ирма быстро объяснила:
- В прошлом году у нас был проездом цирк, и на Касю произвело сильное впечатление, когда фокусник достал кролика из шляпы. Теперь она все ждет, когда он снова приедет.
- Нет, я не фокусник, - вежливо ответил Стефан девочке, а потом спросил у пани Ирмы, - разве в Юблече разрешен цирк? С животными, я имею в виду.
Она пожала плечами:
- Ну, у нас же все-таки курорт, туристов много, поэтому в сезон бывают послабления в уставе. Дельфинарий, например, открыт. Правда, в заливе, а не в крытом павильоне, и дельфинов взаперти не держат. Приручили парочку особо любопытных, но большую часть времени они проводят в море, а выступают, если сами захотят. И океанариум не держат, зато есть лодки с прозрачным дном. Уж если кто хочет на морских жителей полюбоваться – выходит в открытое море на экскурсию. На пляже никаких фото с удавом или обезьянкой точно не встретите. Ну, а цирк, тот, что в прошлом году был, разрешили только после того, как узнали, что и кролик, и голуби – личные питомцы фокусника и живут в должных условиях. А остальной цирк без зверей был – акробаты, клоуны.
- А откуда вы знаете, что в Юблече не разрешено животных эксплуатировать? – вдруг спросил Карол, дождавшись, пока Стефан поблагодарит пани Ирму за разъяснение.
Стефану не стоило труда понять, что интересует Карола другое: почему он не уточнил про устав Юблеча. И хотя интерес был оправдан, природная осторожность заставила его ответить уклончиво, как чуть ранее он представился преподавателем, приглашенным в местный институт туризма:
- Да в дороге, в поезде я с попутчиком разговорился, а он как раз жаловался, что в Юблече хотел мини-зоопарк открыть, а ему не разрешили.
- Зверюшкам там плохо, - решительно заявила Кася, - они должны на воле жить, правда?
- То-то, я смотрю, ты Бархата пеленаешь и в коляске вместо куклы катаешь, - подколола девочку Ева.
Все засмеялись, но та лишь плечами пожала:
- А ему нравится! Я спрашивала!
Словно в подтверждение ее слов щенок тявкнул из-под стола, чем вызвал новый взрыв смеха.
После чаепития все резко заторопились – приближалась ночная смена, чтобы утром, на рассвете, поплыл над улицами аромат свежего хлеба. Стефан переоделся в гостиной, сожалея, что придется возвращаться в тихую, пустую квартиру. Ева вышла его провожать и, несмотря на его возражения, сунула ему сверток с куском фиолетового каравая:
- Вам это нужно, поверьте, чтобы уж точно простуда не прицепилась!
- Спасибо! Поверьте, мне ужасно неловко, что так получилось.
Ева мягко улыбнулась:
- Что ж, зато вы теперь знаете об одной живой легенде города: чудачке, добывающей водоросли в холодном море.
- Вы вовсе не чудачка! – горячо запротестовал Стефан, но вовремя остановился.
Он, по-прежнему, считал промысел неоправданно рискованным, но сказать хотел вовсе не это. Ева перебросила через плечо распустившуюся косу, тонкими пальцами принялась заплетать и вновь расплетать пряди, что выдавало легкое волнение, и Стефан только сейчас заметил, какие у нее роскошные волосы. Ну, а теплоту ореховых глаз, густоту ресниц и плавность жестов он заметил еще за ужином и теперь вдруг засмущался.