— До скорой встречи! — зловеще прозвучало за спиной.
Я лишь повела плечами, давая понять, что мне все равно, но сердце тревожно стучало в груди. Несмотря на все мои старания, граф Аттисон не намеревался отказываться от своих притязаний.
Мейбл
После бала прошло несколько дней, а я все никак не могла успокоиться. Приятные воспоминания, сколь ни горько, отошли на второй план. Их вытеснило одно-единственное событие: знакомство с мистером Годфри. И осознание, что свадьба состоится в самом ближайшем будущем.
У меня пропал аппетит, я мало спала и весьма посредственно относилась к занятиям. К счастью, наставницы относились к этому факту снисходительно. Все понимали, что мне недолго оставалось ходить в ученицах. Понимала это и я, но скорое освобождение из пансиона не радовало.
Я давно уже не хватала с неба звезд (в переносном смысле; в прямом я была бы как раз не прочь, учитывая недюжинный интерес к астрономии). Я была морально готова к тому, что мое положение никогда не будет таким, как прежде. Отсутствие свободных денег, собственного дома, необходимость работать, безбрачие — все это я вполне способна была принять. Но жить под одной крышей с мистером Годфри и полностью от него зависеть — этого я даже представить себе не могла. Хотя тщательно пыталась. Говорят, если как следует представишь некие обстоятельства в своем воображении, то перестаешь их бояться. Мне это упражнение не помогало. Чем сильнее я напрягала собственную фантазию, тем более пугающим казалось будущее. Я даже попыталась изобразить нас с женихом на бумаге. Мне неплохо даются рисование и черчение. В итоге эта работа заставила меня занервничать еще сильнее, настолько, что пришлось срочно изображать между нами кирпичную стенку.
Словом, мое душевное состояние было, если можно так выразиться, шатким. Положение усугубляло еще и то, что меня все сильнее раздражала соседка по комнате. Мы оказались товарищами по несчастью, что в принципе могло бы нас сблизить. Обе в скором времени выходили замуж, и обе не по своей воле. Но я все равно считала, что ситуация Амелии кардинально отличается от моей. Как можно страдать, да еще и столь открыто, если твой жених — Рейнард Аттисон? Да, понимаю, Амелия не испытывает к нему нежных чувств. Допустим, о любви речи не идет. Но что с того? По моему глубокому убеждению, страсть совершенно не обязательна для благополучного брака. Рейнард — хороший человек. Умный, достойный, воспитанный. Он привлекателен внешне. У него подходящий для жениха возраст. А в придачу ко всем этим достоинствам он еще и богат, и занимает высокое положение в обществе… да к тому же прекрасно целуется.
Чем ее не устраивает такой брак?
Рейнард даже приходил к нам в пансион. С Амелией встречался, со мной — нет, и я, признаться, здорово ей завидовала.
Но самое странное — я постоянно натыкалась на соседку, которая при виде меня делала вид, будто идет по своим делам. Признаться, это меня слегка озадачивало.
Я уже начала подозревать, что граф Аттисон рассказал своей невесте и о нашем разговоре, и о поцелуе. Амелия пыталась поговорить со мной, но, признаться, я была не готова к откровениям и потому решительно пресекла эти попытки.
Словом, назвать нас соперницами, по-хорошему, было нельзя, но и беседовать с соседкой по душам меня не тянуло. И когда в моем мозгу созрело окончательное решение, я не обмолвилась ей ни словом, а вместо этого обратилась к старой, проверенной подруге.
— Бежать?!
Лизетта затихла, когда я приложила палец к губам, а затем заговорила, ощутимо понизив голос.
— Но это же опасно! И потом — куда? Домой, в поместье?
— Да что ты! — отмахнулась я. — К мачехе? Какой смысл? Она просто запрет меня в комнате и напишет мистеру Годфри. Недели не пройдет, как нас прямо там и обвенчают. Нет, домой нельзя.
Лизетта поджала губы, уставилась в пол, покрытый простеньким плетеным ковром. Такие лежали во всех наших комнатах, абсолютно одинаковые, только цвета разнились: у кого-то синий чередовался с фиолетовым, у кого-то — оранжевый с желтым.
— К моим тоже нельзя, — сокрушенно покачала головой подруга. — Выдадут. Как пить дать выдадут. Не поймут. И меня бы не поняли, а ты для них — чужой человек.
На помощь родственников Лизетты я и не рассчитывала, так что совершенно спокойно кивнула.
— А куда же тогда? — растерянно спросила она.
— Я уже все продумала. — В моем голосе было больше уверенности, чем я испытывала в действительности. Для кого я в тот момент держала лицо, для себя или для Лизетты, сказать трудно. — У меня есть троюродная сестра, Анита Белстоун. Мы с ней когда-то были очень дружны. Правда, с тех пор прошло немало лет, но это единственная моя надежда. Придется пойти на риск. Попрошу у нее убежища. Буду помогать по дому, ребенка нянчить (она не так давно родила), счетные книги вести, если доверят, шить… В общем, все что угодно. Авось не прогонят. Отца моего Анита в свое время любила как родного дядюшку, а мачеху она в глаза не видела. Словом, попытаю счастья.