Грир откинулся на спинку своего кресла. Его улыбка исчезла.
— Вы здесь, потому что мы подходим к концу того, что мы можем предложить Люку, и он это понимает. Он выразил довольно своеобразные пожелания относительно учёбы. Он хотел бы получить специальность инженера в Массачусетском технологическом институте в Кембридже, и диплом по английскому языку и литературе в Эмерсоне, что через реку, в Бостоне.
— Что? — спросила Эйлин. — Одновременно?
— Да.
— А как же АОТ[21]? — Это всё, о чём Эйлин смогла подумать.
— Он сдаст его в следующем месяце, в мае. В Норт-Комьюнити-Хай. И, будьте уверены, сдаст на отлично.
Нужно будет собрать ему обед, подумала она. Она слышала, что в столовой Норт-Ком ужасная еда.
После пары секунд замешательства Герб сказал:
— Мистер Грир, но нашему мальчику двенадцать лет. Исполнилось двенадцать только в прошлом месяце. Может, у него и есть интерес к Сербии, но в ближайшие три года он не сможет даже отрастить усы. Вы… это…
— Я понимаю, что вы чувствуете, и мы не стали бы заводить этот разговор, если бы мои коллеги в руководстве и остальные преподаватели не верили, что он способен академически, социально и эмоционально заниматься подобной работой. И сразу в обоих кампусах.
— Я не собираюсь посылать двенадцатилетнего ребёнка на другой конец страны, — сказала Эйлин, — где он будет жить среди студентов, которым уже можно пить и ходить по клубам. Если бы там были родственники, с которыми он мог бы остаться, тогда другое дело, но…
Грир кивал вместе с ней.
— Я понимаю, не могу не согласиться, и Люк знает, что не готов жить сам по себе, даже в контролируемой среде. Всё это он прекрасно понимает. Тем не мене, его не радует и разочаровывает текущая ситуация, потому что он голоден до знаний. Фактически, жаждет их. Я не знаю, что за невероятное устройство находится в его голове — никто из нас не знает, и, возможно, старик Флинт дал наиболее точное описание, когда говорил об Иисусе и старейшинах, — но, когда я пытаюсь представить, я думаю об огромном сверкающем механизме, который загружен всего на два процента от своей производительности.
— Не радует и разочаровывает? — сказал Герб. — Хм. Мы не замечали ничего такого.
«Я замечала, — подумала Эйлин. — Не всегда, но иногда. Когда бряцали тарелки или двери закрывались сами собой».
Она представила этот огромный сверкающий механизм, такой большой, что он мог бы разместиться в трёх или четырёх ангарах, и работающий или делающий что именно? Всего лишь бумажные стаканчики или алюминиевые подносы для фастфудов. Они должны дать ему больше, но стоит ли?
— А что насчёт Университета Миннесоты? — спросила она. — Или Конкордии в Сент-Поле? Если он будет учиться в одном из этих заведений, то сможет остаться дома.
Грир вздохнул.
— Это всё равно, что забрать Люка из Бродерика и отдать в обычную школу. Мы говорим о мальчике, в отношении которого тест IQ бесполезен. Он знает, где хочет учиться. И знает, что ему нужно.
— Я не представляю, что мы можем сделать, — сказал Эйлин. — Он может поступить туда, но мы работаем здесь. И мы далеко не богачи.
— Что ж, давайте всё обсудим, — сказал Грир.
2
Когда Герб и Эйлин позже вернулись в школу в тот день, Люк крутился возле парковочной полосы[22] с четырьмя другими детьми: двумя мальчиками, и двумя девочками. Они смеялись и о чём-то оживлённо болтали. Эйлин они казались обычными: девочки были в юбках и чулках, их груди только начали округляться, а Люк и его друг Рольф в мешковатых штанах — дань моде всех подростков в этом году — и футболках. На футболке Рольфа было написано: ПИВО — ДЛЯ СОСУНКОВ. У него была виолончель в мягком чехле, и он кружился вокруг неё, будто в танце.
Люк увидел своих родителей, дал пять Рольфу, затем схватил свой рюкзак и нырнул на заднее сиденье «Фораннера» Эйлин.
— Оба тут, — сказал он. — Интересно. Чем обязан такой небывалой чести?
— Ты правда хочешь учиться в Бостоне? — спросил Герб.
Люк не растерялся; он засмеялся и вскинул обе руки в воздух.
— Да. А можно?
Будто он спросил, можно ли ему остаться ночевать у Рольфа, удивилась Эйлин. Она вспомнила, каким словом Грир описал их сына. Он назвал его многогранным, и это было идеальное попадание. Люк был гением, который каким-то образом не был испорчен своим собственным необъятным интеллектом; он без всяких зазрений совести мог запрыгнуть на скейтборд и скатиться вниз по крутому тротуару, подвергая опасности свой бесценный мозг.