— Трепло, — сказала Калиша.
Джордж улыбнулся.
— Офигеть, какая изысканная ответочка. Прямо уделала меня.
— Иногда мне так и хочется, чтобы тебя забрали в Заднюю Половину, — сказала Айрис. — Да простит меня Бог, но…
— Стой, — сказал Люк. — Постой-ка. Начни с начала.
— Это и есть начало, приятель, — сказал голос позади них. — К сожалению, возможно, и конец.
2
Люк предположил, что вновь прибывшему примерно шестнадцать, но позже узнал, что было на два года больше. Ники Уилхолм был высоким и голубоглазым, с копной нечёсаных волос, которые были чернее чёрного, и вероятно, требовали двойную порцию шампуня. На нём была мятая рубашка с воротником на пуговицах, выпущенная поверх мятых шорт, белые сползшие носки и грязные кроссовки. Люк вспомнил слова Морин о том, что он похож на Грязнулю из комиксов «Пинатс».
Остальные смотрели на него с настороженным уважением, и Люк мгновенно понял, почему. Калиша, Айрис и Джордж были рады нахождению здесь не больше, чем сам Люк, но они пытались сохранять позитивный настрой; за исключением эпизода с Айрис, от них исходила лёгкая аура беспечной придурковатости. Чего нельзя было сказать об этом парне. Сейчас Ники не выглядел обозлённым, но было ясно, что совсем недавно дела обстояли иначе. На его распухшей нижней губе виднелись заживающая рана, след уже сходящего синяка под глазом, и свежий синяк на щеке.
Значит, хулиган. В своё время Люк встречал парочку таких, они были даже в Школе Бродерика. Они с Рольфом старались держаться от них подальше, но если это место и есть тюрьма, мысли о которой уже приходили Люку, то значит от Ники Уилхолма не скрыться. Но остальные трое, казалось, не боялись его, и это был хороший знак. Ники, может, и злился из-за того, что крылось за этим нейтральным словом «Институт», но рядом со своими товарищами казался просто напряжённым. Сосредоточенным. И всё же, эти отметины на его лице предполагали безрадостные перспективы, особенно, если он не был хулиганом по природе. Что, если они остались от рук взрослого? Школьный учителя, занимающийся подобным не только в Бродерике, но и почти везде, был бы уволен, и возможно, засужен или даже арестован.
Он подумал о словах Калиши: «Мы больше не в Канзасе, Тото».
— Я — Люк Эллис, — он протянул руку, не зная, чего ожидать.
Ники проигнорировал его и открыл зелёный шкаф с инвентарём.
— Играешь в шахматы, Эллис? Эти трое ни хрена не умеют. Донна Гибсон могла продержаться, по крайней мере, половину игры, но её забрали в Заднюю Половину три дня назад.
— И мы больше не увидим её, — с грустью сказал Джордж.
— Играю, — ответил Люк, — но сейчас не хочется. Я хочу узнать, где я и что тут происходит.
Ник достал шахматную доску и коробку с фигурами. Он быстро расставил их по местам, щурясь через спадавшие на глаза волосы, вместо того, чтобы зачесать их.
— Ты в Институте. Где-то в дебрях Мэна. Это даже не город, а просто точка на карте. Координаты: ТR-110. Ша узнала их от нескольких людей. Как и Донна, как и Пит Литтлджон. Он — ТП, который тоже отправился в Заднюю Половину.
— Кажется, Пити забрали сто лет назад, хотя это было всего лишь на прошлой неделе, — с тоской произнесла Калиша. — Помните его прыщи? И его вечно съезжающие очки?
Ники пропустил это мимо ушей.
— Они даже не пытаются скрыть это или отрицать. Зачем, когда они изо дня в день работают с ТП-детьми? И они не стараются сохранить то, что они делают в секрете, потому что даже Ша не может проникнуть глубоко, хотя она довольно хороша.
— В большинстве случаев я набираю девяносто процентов на картах Рейна[40], — сказала Калиша. Без хвастовства, просто констатировала факт. — Я могу назвать имя твоей бабушки, если ты будешь держать его в уме, но глубже я проникнуть не могу.
«Мою бабушку зовут Ребекка», — подумал Люк.
— Ребекка, — сказала Калиша, и увидев выражение удивления на лице Люка, захихикала, как ребёнок, которым была совсем недавно.
— Тебе белые, — сказал Ники. — Я всегда играю чёрными.
— Ник по совместительству наш дебошир, — сказал Джордж.
— О чём свидетельствуют эти отметины, — сказала Калиша. — Полезного мало, но он ничего не может с собой поделать. А в его комнате стоит бардак — ещё одно проявление детского бунтарства, которое только добавляет Морин работы.
Ники без улыбки повернулся к чернокожей девочке:
— Если бы Морин, как ты её считаешь, была святой, она бы вывела нас отсюда. Или дала наводку в ближайший полицейский участок.
Калиша помотала головой.
— Включи мозги. Если ты работаешь здесь, значит ты часть этого. И не важно, хорошая ты или плохая.