– Грудным молоком? Брр! Костя, но ты уверен?
– Гарантия сто процентов. Программа не ошибается.
*
Идея накануне с вечера завезти в сектор Д все требуемое медицинское оборудование привлекала Игоря тем, что, будучи совой, он терпеть не мог просыпаться рано. А тут выходило, что если он с вечера все завезет, расставит и приведет в боевую готовность, то завтра уже можно будет встать попозжее, допустим, часиков в девять, не спеша собраться, позавтракать, а приехав, сразу же взяться за дело.
Первую пациентку Игорь рассчитывал принять что-нибудь в одиннадцать. За день их полевая-походная операционная должна была пропускать через себя около тридцати женщин. Иначе им в отпущенный срок никак не управится. Поэтому все должно было быть налажено, отлажено и находится, по возможности, под рукой.
Небольшой, загруженный под завязку УАЗик весело подкатил к грозного вида металлическим воротам, обмотанным поверху клубами колючей проволоки. Впрочем, щиты с надписью «Запретная зона. Проезд и проход категорически запрещены.» встретились им еще в полукилометре оттуда.
Охранники на проходной долго и занудно проверяли разрешения и пропуска, ворча, что поздно, и в такой час уже никого впускать не положено. Наконец, посовещавшись, они вызвали по рации к КПП бронированный джип сопровождения. Шофер Института Серега к этому времени окончательно сбледнул лицом, и Игорь, заручившись обещанием водителя джипа за бутылку шотландского виски помочь разгрузиться, позволил Сереге остаться на КПП, а сам сел за баранку.
Доехали они без приключений. Ключ от здания, предназначавшегося изначально под ФАП, но пустовавшего уже третий год, у Игоря был. С водителем джипа они резво перетаскали все оборудование в предназначенную под операционную комнату, и Игорь остался его налаживать, пообещав, как закончит, позвонить и вызвать сопровождение.
– Ты, это, – сказал на прощанье водитель. – Поосторожнее тут. Неспокойное у нас место, а нынче и вовсе что-то особенное. С чурками этими все время ухо надо держать востро. Главное, не вздумай сдуру дверь никому открывать. А то, знаешь, есть тут, конечно, и нормальные люди, иного и сам пожалеешь в другой раз, а есть и настоящие уголовники. Так что налаживай побыстрее, что там тебе надо, и постарайся не задержаться. Темнеет уже, не ровен час…
Игорь кивнул, запер за ним дверь, и взялся за дело. Работая, он насвистывал, и время от времени улыбался всяким своим приходившим в голову мыслям. Светка, слава Б-гу, начала говорить, и теперь, что ни день выдавала все новые и новые смешные словечки. Сегодня с утра потребовала какую-то «апу». Еле сообразил, что это она панамку просит надеть.
Где-то минут через сорок, когда он как раз валялся под операционным столом с отверткой, и пытался из перевернутого этого положения закрепить как следует разболтавшиеся за дорогу от тряски винты, в дверь тихо и деликатно постучали.
Сперва Игорь решил не отвечать, но потом подумал, что вдруг это водитель джипа чего-то забыл, вылез из-под стола, подошел, и, не открывая, спросил чего надо.
– Вы доктор? – послышался из-за двери тихий, интеллигентный, без малейшего акцента голос.
– Да, я врач.
– Послушайте, вы не могли бы посмотреть мою руку? А то я ушибся сильно, думал, само пройдет, а она теперь распухла и не сгибается.
– Это, может быть, перелом. Вам нужен травматолог.
– Да, наверное, вы правы. Но здесь нет никакого травматолога, а вы ведь тоже как-никак врач. Может, посмотрите все-таки, посоветуете что-нибудь. А то болит очень сильно.
– Ну, хорошо, давайте я посмотрю.
«По крайней мере, дам ему анальгетик какой-нибудь,» – думал, открывая дверь, Игорь. И это была его последняя мысль.
*
Мертвое, обезображенное лицо Игоря, со слипшимися от крови русыми волосами, несколько недель не сходило с экранов и страниц СМИ. Я боялась включать компьютер, ходила по улицам надвинув капюшон на глаза, хотя было вовсе не холодно. Впрочем, меня все время знобило. Я не смотрела по сторонам, боясь наткнуться взглядом на газету в каком-то киоске или экран ай-пода у кого-то в руках.
Я боялась спать – во сне мертвые глаза Игоря смотрели вовсе не в никуда, а прямо мне в душу. Во сне мне слышался его голос, обрывки нашего последнего разговора. Во сне мне удавалось отговорить его ехать в сектор Д. Во сне мне казалось, что смерть Игоря – дурной сон, и что вот-вот, сейчас, я проснусь… И я просыпалась, и проваливалась обратно в явь.