– Ловите! – громко крикнула мама, с трудом отцепляя от себя маленькие ручки. Человек пять, и среди них сам Саид, метнулись туда, и успели – кто за ножку, кто за рубашонку, – поймать сброшенного в их протянутые руки двухлетнего малыша.
Саму маму чуть не с середины занявшейся уже сверху лестницы стащил дядя Саша. Оскар все это время так и стоял, не двигаясь и держась за сердце. Поэтому мама, добравшись до него, первым делом сунула ему под язык нашедшийся у нее нитроглицерин, и только потом сбросила с плеч и принялась яростно топтать ногами тлевшее одеяло.
Мы долго еще простояли там, не в силах уйти, завороженные величественным зрелищем всепоглощающего огня. Крыша, в конце концов, провалилась внутрь дома. Гигантский костер пылал до зари, и только утром приехали, наконец, скорая и пожарные.
Одеяло, сброшенное мамой, несмотря на все наши усилия, тоже упрямо тлело все это время. К утру от него оставалась одна труха.
*
Оказалось, что жизнь, если не включать телевизор и не залезать в интернет, по-прежнему идет себе своим чередом.
Я продолжала исправно каждый день ходить на работу, заранее радуясь предстоящему выходу в декрет. Мы прокесарили двух милых мужичков, оба откуда-то из-под Рязани. Один фермер, другой учитель в какой-то закрытой навороченной школе. Оба панически боялись, как бы в родных местах не узнали, откуда у них взялись дети. У каждого на этот случай была заранее заготовлена более-менее правдоподобная легенда.
Артему Каменскому, под его личную акушерско-гинекологическую ответственность, подсадили сразу двух мальчиков близнецов, и теперь чета Каменских с большим воодушевлением ждала прибавления семейства.
Ночью мы с Костей по-прежнему утыкались друг в друга, но заниматься сексом сделалось жутко неудобно. С одним-то большим животом нелегко бывает приспособиться, а когда их два, у обоих сразу? К тому же ребенки сильно давят на мочевой пузырь, приходится часто прерываться и бежать в туалет.
На улице осень активно вступала в свои права – по утрам было промозгло, ветрено, и сильно пахло прелыми листьями. День съежился до минимума, я выходила на работу в кромешной тьме, и возвращалась домой тоже уже в темноте.
Денег на крутой сад у меня, ясное дело, не было, да и возить Светку в такую даль по мерзопакостной осенней погоде было бы бесчеловечно. Поэтому она оставалась дома, играла с Таней, а Марфа кормила их обеих обедом. Не похоже было, что дочка скучает или как-то переживает по этому поводу. Света вообще легко приспособилась к жизни у нас дома. Со стороны могло показаться, будто она и вправду здесь родилась.
Зато бедные Вася с Варей каждое утро теперь вставали ни свет ни заря, одновременно со мной. Я готовила им завтрак, заплетала Варьке косу, и мы все трое вместе топали к монорельсу. Мама записала их в хорошую школу в центре Москвы, Варьке с Васькой там очень нравилось, но ездить туда в один конец было больше часа, дорога в час пик была непростая, и я очень сочувствовала нашим мелким.
Из монорельса мы с ними дружно ныряли в черное жерло метро, и медленно продвигались там по туннелю в толпе людей, стиснутые со всех сторон, вынужденные волей-неволей топать со всеми в ногу. В такие минуты я ужасно боялась, что кто-то из малышей вдруг споткнется, упадет, и его попросту затопчут. И, конечно же, меня постоянно толкали! Так что, когда на очередном УЗИ доктор Лева диагностировал у меня умеренное многоводие, я даже почти обрадовалась. Ведь чем толще будет слой воды между младенчиком и толпой, тем для дитя безопасней.
На Румянцевской Библиотеке я помогала близнецам выбраться обратно на поверхность земли, поправляла на них шарфики и шапки, желала им счастливого дня, и мы расставались. Домой, около двух, когда людей в транспорте было значительно меньше, они возвращались обычно сами. Хотя порой Гришке или Наташе удавалось выкроить полчаса, чтобы встретить их возле школы и затолкать в метро.
Но в целом выбора у них не было. Так же, как когда-то для нас с Гришкой и Марфой, для Васьки с Варькой настала пора овладевать нелегким искусством самостоятельного передвижения по Москве. Суметь сориентироваться на ее гигантских просторах. Прочесть запутанную и местами противоречивую карту метро. Суметь пройти по улице, не привлекая к себе лишнего внимания. Уметь во что бы то ни стало избежать неприятностей, и не попадать в переделки, а попав, суметь самостоятельно выкрутиться.
После смерти Игоря идея поголовной стерилизации женщин сектора Д заглохла – может, временно, а может и навсегда. Скорей всего потому, что просто им не удалось найти исполнителей. Те, кто одновременно с Игорем, изначально выразили желание участвовать, потом сразу же отказались, а новых добровольцев на это дело не находилось.