– Как это— солнцевские и бутовские? – не поняла я. – Разве против нас не одна только полиция?
Павел снисходительно усмехнулся.
– А полиция, ты думаешь, кто? Те же наемные работники. Это ж раньше такого быть не могло, чтоб человек одновременно был и ментом, и допустим, гопником. А сегодня никого уже не колышет, чем ты зарабатываешь в свободное от работы время. Скажи спасибо, если они ОМОН не пришлют. Туда вообще нынче только из колоний берут. Малолетних мокрушников. Думаешь, почему, русский спецназ стал настолько крут, что нас теперь любые моджахеды боятся? На Руси никакой талант зазря не пропадет!
– Ладно, Паш, кончай заливать. Тебя послушать, у каждого за спиной если не тюрьма, так колония.
– А что, не так, разве? Да вы ж, Менделич, и сами теперь должны понимать. По мне, кто хоть раз не сидел, считай, что и не человек вовсе! Так, полчеловека! Вот они – Паша пренебрежительно махнул рукой на топчущихся у костров и весело подпевающих гитарам людей доброй воли – разве что понимают? Жалко их! Зря их мать твоя сюда согнала. Перестреляют их, как до дела дойдет, ни за грош. Герои, ептыть! Так бы мы разобрались между собою по-тихому, а теперь… Ишь, распелись, пикник им здесь! Любое дело, дай волю, в забаву превратят. Главное, вот так, смеясь, все ведь и передохнут. С песнею на устах, пулей в башке и пол-литрой в брюхе. Не успев ни понять, ни сообразить, чо вооще вокруг происходит. От монашков этих мелких, ну, которых ваш поп привел, – и то больше пользы. Вон, расселись по заборам и деревьям, уставились на дорогу, и ни гу-гу. Ждут. Понимают, что дела вокруг серьезные затеваются. Замерзли, небось, все, как цуцики, а не слезают. Пойду, хоть чаю им велю раздать, или покрепче чего там.
– А ты, Паша, как я понимаю, у наших ребят за главного? – как-то подозрительно ласково поинтересовался Оскар.
– Ну да, – парень неожиданно смутился. Тон его, из уверенного, стал вроде как виноватый. – Ну, понимаете, так получилось. Вас же не было, Александр Менделевич.
Минуты текли. Время от времени кто-нибудь с треском разламывал новый ящик, подбрасывал дров в костер, и сноп искр взлетал высоко-высоко, в черное небо, рассыпаясь там, точно маленький фейерверк. Месяц к тому времени совершенно исчез, и на звезды уже даже не намекалось.
Неожиданно по толпе полетела весть, что фургоны уже здесь, за углом. Длинная, почти бесконечная вереница. Но ближе они не подходят, и людей оттуда не выгружают. Видимо, ждут, пока нас всех отсюда разгонят. И что надо же что-то делать – люди ведь там замерзнут. Женщины, дети, старики. Нам-то тут хорошо, с гитарами у костров… С чайком да с водочкой.
– Так надо туда идти! – крикнул кто-то в толпе. – Ломать двери, рвать брезент, выпускать людей! Какого х@я мы здесь топчемся!
– Точно! – откликнулось сразу множество голосов. – Двинулись! Каждый в руки по ломику, и вперед!
И вдруг, откуда-то с неба, причем даже не с одной, а словно бы со всех сторон сразу, как в концертном зале или кино, послышался чей-то добродушный, с легкою хрипотцой, и вроде даже негромкий голос.
– Кхе-кхе-кхе! Раз дрова, два дрова, три дрова! Проверка связи. Короче, эта… всем не двигаться и заткнуть пасть!
Толпа разом замерла и уставилась вверх, в черные, беспросветные небеса, ошеломленно обшаривая их глазами в поисках источника звука.
– Господа! – увещевающе, почти по-отечески, зажурчал голос с неба. – Вам что тут, всем жить надоело? Или впрямь подумали, что зависит от вас что-нибудь? Просто, как вчера родились, ей-Б-гу! – голос рассыпался снисходительным смехом – Ну, кто вас тут спрашивает? Как наверху решат, так все и будет. Давно пора понять, что ни от кого из нас ничего не зависит. Думаете, меня кто-нибудь спросил? Думаете, я по своей воле вместо того, чтоб в постели спать, тут с вами на холоду базарю? Все, короче, побузили и хватит. Дайте нам теперь спокойно людей в поезд пересадить. Вы б хоть о них немножко подумали – у вас тут, понимаешь, игры свои политические, а они, бедные, из-за вас там мерзнут. У нас-то с вами времени навалом. А они, там, в фургонах, глядишь, к утру, перемерзнут насмерть. Некрасиво как-то выходит. Вы вон все в шубах, в ватниках, да у костров, а они там, между прочим, кто в чем друг к дружке жмутся. Вы б их хоть пожалели! И учтите – тут голос заговорил строже – мы тут все нормальные пацаны. И, пока, никто из вас не полезет, куда нельзя, или, скажем, не начнет сдуру херь всякую нести в матюгальник, мы – зуб даю! – никого из вас зря не тронем. Ну чего там – собрались, побазарили – с кем не бывает. Надо ж народу как-то пар выпускать, что ж мы, не понимаем. Но если чего – тогда уж, господа хорошие, извиняйте. Не пугаю, но предупреждаю. Тут со всех сторон снайпера понатыканы, так что каждый из вас, считай, что на мушке, чуть чего – и чпок! А чурки по Москве больше ходить не будут. Это дело решенное, без нас и без вас, в верхах. Так что, спасибо за внимание, и, на вашем месте, я бы шел уже домой по-хорошему. Чего зря жопу-то морозить? И не забывайте – там люди мерзнут и ждут.