– Да ты, я гляжу, философ!
– Между прочим, раньше человеку чтоб быть врачом надо было, прежде всего, стать философом.
– Хм. Теперь, пожалуй, наоборот.
– Это верно.
Совсем уже пришедшая в себя Танька пила из блюдца теплую воду, и смотрела на нас с Ликой хитрющими прищуренными глазами. Казалось совершенно невероятным, что всего полчаса назад она хрипела, закатывала глаза, чуть ли не умирала. Может, это и впрямь мне привиделось?
Когда все становится хорошо, почти невозможно поверить, что может быть как-то по-другому, и тем более странно за это испытывать благодарность к Б-гу там или к мирозданию. Хорошо – это же нормально. Это ж так и должно всегда быть.
*
– Варя, не горбись! Когда ты горбишься, звук получается другой. Ты что, сама не слышишь?
– Но почему, Настя? Я же ведь не спиной играю!
Варька готовится к семестровым экзаменам в музыкалке. Я сижу рядом, слежу, чтоб суп не перекипел, и одновременно вроде как кормлю Лешку – запихиваю в него ложечкой яблочное пюре. Мы, кажется, накормили уже все вокруг – высокий стул, стол, Лешкину и мою одежду. При этом не факт, что хотя бы ложечка попала ребенку в рот.
Когда звонит телефон, я наскоро вытираю об фартук руки, и беру трубку.
– Настя? Как вы там? Я тут уже весь извелся! Ты так и не передумала? Мы с Катей по-прежнему готовы принять вас со Светой и будущим малышом у себя.
– Пап, ну как я могу передумать? А Костя? А все остальные? И вообще, никакой нет необходимости. Мы здесь отлично со всем справляемся. Варька, там «ля диез», у тебя что, совсем уши заложило?! Начни сначала. Пап, извини, это я не тебе.
– Не представляю, как ты все успеваешь! Разве что вообще никогда не ешь и не спишь. Когда мальчики росли, у нас Катей и няни были, и гувернантки – и все равно мы с ней оба не высыпались, и уставали кошмарно. И ведь это же на всю жизнь! Настя, ты хоть понимаешь, что у тебя теперь никогда жизни не будет!
– Да ну, какая там вся жизнь, не преувеличивай, максимум какие-то лет двадцать. И потом, сейчас я что, по-твоему, не живу? По-моему, это как раз все и есть жизнь. Варька, я тебя сейчас задушу, ты у меня этюд этот двадцать раз подряд играть будешь! Пап, извини, это я опять не тебе. Что ты сказал?
– Я говорю, ну хоть на месячишко как-нибудь приезжай. Надо же и тебе отдохнуть когда-нибудь, да и мы с братьями твоими по тебе соскучились.
– Да ладно, от чего мне тут отдыхать, я ж ничего особенно и не делаю почти все время. Ой, ты чего ж такое творишь?! Нет, пап это я опять не тебе. Просто я тут Лешку пытаюсь кормить, а он всё всё время выплевывает, да-да, вот понимаешь, абсолютно всё и всё время. И, нет, извини, конечно, но вряд ли мне удастся приехать на целый месяц. Хотя я тоже ужасно соскучилась по тебе, а братья я уж и забыла как выглядят… Пап, знаешь что, ты передавай им от меня привет и пусть они приезжают к нам на каникулы! Тут у нас весело, я уверена, им понравится.
*
С огромными животами мы, как киты, проплывали по дому, стараясь не задевать мебели и друг друга. От прежнего Кости остались одни глаза.
Вообще, от беременности устаешь почему-то ужасно. Девять месяцев это почти вечность, успеешь и позабыть, каким ты был раньше.
После тех неудачных поминок состоялся у нас с Костей крупный разговор. Объявив, что отныне я все в доме беру на себя, весь остаток вечера я тараторила, как безумная, строя наполеоновские планы на ближайшие годы и даже десятилетья. От депрессии моей разом и следа не осталось, аппетит сам собой вернулся, и я лопала без зазрения совести теть Верин пирог так, что за ушами трещало, запивая его крепким чаем.
Костя сидел молча напротив меня и слушал. Вежливо и отстраненно, точно его это совсем не касалось, хотя я щедро отводила ему немаловажные роли в своих грандиозных планах. А, когда я на секундочку смолкла, только лишь для того, чтобы перевести дух, сказал неожиданно:
– Я, я, я! Все только «я» да «я»! А тебе в голову не приходит, что ты теперь не одна на свете? Могла бы хоть для проформы меня спросить, что я на этот счет думаю.
– ????? – брови у меня молча взлетели под лоб маленькими домиками.
– Нет, чтобы братьев и сестер своих никому не давать – тут у меня возражений никаких нет и быть не может. Тут ты все правильно решила. Дети – это святое, и я целиком и полностью на твоей стороне. А вот насчет дома вашего ты, по-моему, поторопилась.
– Что ты этим хочешь сказать?