– Малыш, назад! – раздалось где-то у меня над ухом. Заскрипел снег под чьими-то торопливыми шагами. Собака сразу отпрыгнула в сторону, и уселась, явно ожидая похвалы. Действительно, малыш, ничего не скажешь. До некоторых людей как-то не доходит, что сладкий щенок рано или поздно всегда вырастает.
Две сильные руки подхватили меня и поставили на невидимую в темноте дорожку.
– Вот ведь, бежал-бежал, и не успел все-таки. Вы уж извините, что так вышло. Идемте скорее в дом, не бойтесь, он вас больше не тронет.
– Да ладно, не страшно, вообще-то я не боюсь собак. А можно сразу на «ты»? И давайте, давай, конечно, в дом. А то мне на тебя и смотреть-то холодно.
Выскочивший навстречу мне парень был босиком, и в ватнике на голое тело.
Изба из толстенных бревен, сложенная – как мне немедленно похвастались – без единого гвоздя, была жарко натоплена. На печке-голландке кипели два огромных котла с отварами из ромашки, чабреца, череды, пастушьей сумки и еще чего-то такого, чего я с ходу не смогла определить по запаху. Котлы заполняли все вокруг сладковатым паром, от которого стекла в окнах совсем запотели. Просто как в бане! На улице мороз минус двадцать, а здесь мне сразу захотелось скинуть с себя все, что можно, и чего нельзя.
Хозяева, впрочем, вряд ли стали бы возражать. Сами-то они ходили по дому голышом. Во мне даже шевельнулось недовольство. Ну, роженица ладно. Но муж-то ее мог бы хоть для приличия трусы надеть? Что, все вокруг должны знать, до какой степени происходящее его возбуждает?
Впрочем, кого им у себя дома стеснятся? Меня, что ли? Так я ж акушерка!
– Чаю? – светским тоном осведомился хозяин, тощий высокий парень в очках, с торчащими во все стороны дредами. Из одежды на нем были многочисленные фенечки на обеих руках, кожаный браслет на ноге, «хейратник» и маленький серебряный крестик на черном шнурке. На том же шнурке болтался рядом с крестом круглый маленький камешек, с аккуратно проделанной морскими волнами дыркой – «куриный бог». – И давай, что ли уже познакомимся. Меня Валерой зовут. Ты, вроде, сказала, можно на «ты»?
– Настя. И да, конечно, лучше на «ты».
Кружка была из рыжей обожженной глины, с выдавленными по бокам петухами. Внутри нее был не чай, а отвар чабреца и липы.
– А почему Аглая сама не приехала? Ее что, вызвали на другие роды?
Ну, ясно, какой уж тут интернет с телевизором!
– Долго объяснять, – уклончиво ответила я. – Сейчас это уже не важно. Я ее дочь, тоже акушерка. Давно началось-то?
– Да всерьез чтобы где-то со вчера. Впрочем, и всю неделю понемногу прихватывало.
Тоненькая, черноволосая Ира ни минутки не могла усидеть спокойно. Перебегала из угла в угол, присаживалась на корточки, вскакивала, водила попой из стороны в сторону, сгибалась и выпрямлялась. Казалось, что она пляшет какой-то шаманский танец. Темно-коричневые торчащие соски на грудях подрагивали, на лбу выступили бисеринки пота, губы потрескались, и она то и дело облизывала их языком.
В промежутках между схватками, Ира подбегала к огромной, мне по пояс, кадке с водой, зачерпывала из нее, и жадно пила, не замечая, что вода льется через край, проливается ей на грудь, на высокий живот, плещется на некрашеные шершавые половицы…
От осмотра Ира наотрез отказалась.
– Зачем? Когда голова полезет, и так все ясно будет.
Оставалось сидеть и ждать. Я тянула из глиняной кружки травяной отвар, слушала ирины постанывания, и чувствовала, что глаза у меня потихоньку начинают слипаться.
– Хочешь спать? – спросил у меня Валера.
– Ну, может и правда, с пол часика полежать, – неуверенно протянула я. – Ты ведь разбудишь меня, если что?
Похоже, зря я так торопилась. Времени до родов, должно быть, еще навалом. Вообще ведь, с первыми родами не угадаешь. Как бы мне до послезавтра тут не зависнуть!
Валера проводил меня в маленькую горницу, отделенную от основного помещения тонкой, не доходящей до потолка перегородкой, и помог забраться на высоченную кровать с ворохом одеял и настоящих пуховых перин. Подумал, и тоже запрыгнул рядом.
– Пожалуй, и я часок придавлю. Вроде она и без нас там неплохо справляется. А что все-таки стряслось с твоей мамой? Я так понял, ты при Ире не хотела об этом говорить, но сейчас-то можно?
Я в двух словах рассказала.
По мере моего рассказа у Валеры непроизвольно сжимались кулаки, а когда я замолчала, он выругался:
– Сволочи! Ну, слов же нет, какие там все сволочи! Вот потому мы от всех сюда и cвалили! Там ведь и сам не заметишь, как в такого же превратишься.
– И давно вы так вдвоем здесь живете?