– А-ах! А-ах! – донеслось неожиданно из залы. Валера осекся, и мы живо ссыпались вниз с кровати.
Ира стояла на коленях, вцепившись изо всех сил в край стола. Я живо натянула перчатки, и тоже опустилась на колени у нее за спиной.
После томительных часов ожидания мне мучительно хотелось хоть что-нибудь теперь сделать. Я еле сдерживалась, чтоб чего-нибудь не поправить, за что-нибудь – чу-уточку- не потянуть, да просто хоть прикоснуться! Охотничьи инстинкты какие-то! Как у собаки, ей-Б-гу! Хоть как-то, да повлиять на процесс. Хотя все и так отлично идет. Хотя сама ведь прекрасно знаешь, что лучшее всегда враг хорошего…
Голова вполне самостоятельно медленно, но верно выползала наружу. Сперва показалась шапка слипшихся, неожиданно белокурых волос, за ней постепенно, выкатился широкий покатый лоб, потом на меня уставились большие серо-голубые глаза, и сразу же за ними на свет появились слегка сплюснутый набок нос, пухлые, скривившиеся в плаксивой гримасе губы и твердый, решительный подбородок. Полностью уже родившаяся голова медленно стала разворачиваться на бок. На левый, как это и бывает чаще всего.
И вот тут все неожиданно приостановилось. А через пару-тройку минут стало ясно, что страстное мое желание, похоже, сбылось, и придется мне, все-таки вмешиваться в процесс. Плечи явно не пролезали.
Вот ведь идиотские у людей бывают желания! Ведь знаю же, что во время родов думать можно только о белой обезьяне!
– Ир, – сказала я, стараясь звучать как можно спокойней, – отпусти руки. У тебя вон, костяшки на пальцах уже побелели. Встань на четвереньки, расслабься и подыши. От того, что глаза вылезут на лоб, процесс не ускорится.
– Но… он же там! Почему он… не выходит? Он что, застрял?!
– Ир, ему там пока вполне себе хорошо. Это тебе… хм… скажем так, не вполне комфортно. Поставь, пожалуйста, одну ногу на ступню, и постарайся пока не тужится, и не напрягаться. Продыши эту схватку, сейчас, сейчас мы его родим…
Или нет. Но этого я, конечно, ей не сказала.
Краем глаза поймала жесткий Валеркин взгляд. Похоже было, если чего, он меня прямо тут на месте и убьет. Блин, занять бы его пока чем-нибудь полезным!
– Валер, масло постное у вас есть?
Масло было темное, и пахло подсулнухами и солнцем. Плечико упрямилось, и не поддавалось. Потом у меня под пальцами едва слышно хрустнуло, и плечи, наконец, выскочили, сперва часть одного, а потом оба сразу. Следом за ними выскользнуло и увесистое тельце. Уфф! Так и думала, что это мальчик. С такими-то подбородком и лбом!
Мы взвесили потом его на безмене. Три девятьсот! Подумать только, какой, все-таки, большой пацан!
В первые мгновенья он был молчаливый и мрачный. И слегка синеватый. Я пощекотала ему пятки, похлопала легонько по спинке. Захватила в свой рот сразу и его рот, и нос и, сильно вдохнув в себя воздух, отсосала сладковатую слизь.
Нет, ну то есть на столе вообще-то лежала резиновая, заранее заготовленная груша, но я в тот момент почему-то об этом забыла.
Когда ребенок задвигался, порозовел, закричал, я вернула его маме. Мы стояли обе под столом на коленках, смотрели друг на друга, на ребенка, и улыбались. Валерка стоял поодаль, и по щекам его текли слезы. Оказывается, и таким крутым мужикам иногда случается плакать.
Ребенок на руках как-то сам собой извернулся, ухватился за сосок и довольно зачмокал. Тотчас же раздалось «хлюп», и на пол теплой лягушкой шлепнулась плацента. Роды закончились. Настало время всем смеяться, плакать, обнимать, целовать и поздравлять друг друга.
В дубовой, выдолбленной из цельного бревна кадушке мы с Валерой вымыли маму с малышом теплым травяным отваром. Потом Валера на руках перенес обоих в постель, и там уже, кое-как примостившись и балансируя на краешке, я зашила на Ире относительно небольшой разрыв. Заодно, между делом, прочитала краткую лекцию о переломе ключицы у новорожденных. Что, мол, ничего страшного, все само собой заживет. А пока поднимать и двигать с осторожненько, и, если одевать, то начиная с больной руки.
Почти весь следующий день я проспала на надувном матрасе, разложенном для меня возле печки. Хозяева вокруг двигались, разговаривали, входили и выходили. Несколько раз запищал ребенок, и мое сонное сознание, не просыпаясь, отметило: «Все в порядке, раз пищит – значит живой.» Пару раз на меня наступала, и пыталась сдвинуть куда-нибудь носом собака. Еще меня, кажется, пытались накормить, или хотя бы напоить чаем. Но уж это было совершенно без мазы. Я спала, и плывущие вокруг травяные запахи навевали на меня теплые летние сны.