– Да – ботинки это засада! И я тоже ведь не могу! Придется нам с тобой усаживаться друг против дружки на корточки, и завязывать их один другому, по очереди. Как тебе такой вариант?
– Хм, надо попробовать! Г-ди, Настя, как же я по тебе соскучился! И когда уже, наконец, я смогу любить тебя по нормальному?
– Скоро, Кость, скоро! Потерпи, солнце, совсем ведь уже немного осталось. Совсем-совсем чуть-чуть, почти ничего… А пока давай мы с тобой…
– Давай. Пока Лешка спит.
Наши тела сейчас как огромные, разбухшие в центре капли.
Надо полагать, сверху, со спутника, ну, если предположить, что его вездесущий взгляд способен проникать сквозь крыши и потолки, мы похожи на инь и янь.
*
Костино кесарево было назначено на конец следующей недели. Мы рассчитывали, что я пробуду с ним в отделении сколько надо, а к моим родам он будет уже на ногах, и в полной в боевой готовности.
Но человек, как известно, предполагает…
Короче, с утра в понедельник я почувствовала первые схватки – легонькие такие, тренировочные. К середине дня они усилились, начала отходить пробка.
Не то чтобы я сильно расстроилась. Беременность, считай, доношенная, где-то тридцать семь плюс, а я, между прочим, не меньше Костя, порядком уже устала от всей этой фигни. Ну просто, когда все уже распланируешь, а тут надо заново все придумывать…
Просто мне не хотелось неразберихи. Но уж тут ничего поделаешь, как фишка ляжет. Жизнь такая, брать приходится, что дают.
Весь день я бродила по дому, то и дело останавливаясь, и цепляясь руками за стены, столы, стулья и прочие стоящие на пути предметы, начинала возле них ритмично раскачиваться. Схватка заканчивалась, я отпускала стену, край кровати или стола, и топала дальше, стараясь как можно больше дел успеть переделать за это последнее оставшееся мне утро.
Иногда я постанывала, тянула басисто «ы-ы» или «у-у» – низкие звук способствуют раскрытию шейки матки, тогда как высокие, наоборот, ее зажимают. А вот петь, как в свое время Марфа, я не могла. Ну, вот абсолютно мне почему-то не пелось.
Народ вокруг поглядывал на меня сочувственно, спрашивая иногда: «Что, Настя, больно?». Я в ответ или махала рукой – иди, мол, на фиг, не до тебя сейчас, вот схватка пройдет – отвечу. Или, если к тому времени уже слегка отпускало, говорила: «Нормально, все идет как надо, не волнуйся. На самом деле не так-то уж и больно.» И человек успокоено улыбался, шел по своим делам, оставляя меня наедине с моими проблемами, решить которые все равно был не в состоянии. Ну, в самом деле, никто ж за меня не родит, верно?
Одного только Костю не удавалось мне провести. У него тоже было полно своих дел, у каждого из нас в доме существовала своя ежедневная утренняя рутина, и Костя не то чтобы побросал немедленно все, ради того, чтоб таскаться следом за мной и стонать на пару.
Однако если пути наши в доме случайно пересекались, и Костя видел меня раскачивающейся у стенки, то он, ни о чем не спрашивая, просто подходил, и клал мне руку на поясницу. И мне сразу же становилось в миллион раз легче. Каким-то образом он забирал мою боль себе. Я благодарно улыбалась ему, и мы опять расходились в разные стороны.
Надо сказать, я сама прекрасно знаю все эти точки. Сама себе то и дело надавливала их кулаками, да и Марфа не раз пыталась мне их промассировать. Но то ли сил у нас не хватало, то ли уменья, и не то чтоб совсем уж не помогало, но такого вот полностью анальгезиющего эффекта у нас с ней ни разу не выходило.
Часов в девять вечера я все же не выдержала, и набрала тетю Веру. Рожать в одиночку при полном доме народу и куче детей в мои планы не входило. А уже хотелось забиться куда-нибудь в угол подальше, и отключиться там от окружающей суеты.
Сперва тетя Вера отнеслась скептически: «Что, всего тридцать семь недель? И каждые пять минут схватки? А из чего следует, что не ложняки? Да ладно, не физди, точно ты сама не знаешь, какие они бывают, первые роды! Что мне теперь, на неделю к тебе переселиться, что ли?»
Но прослушав пару раз мои жалобные «Мммы-ы!» вместо ответа, сказала, что ладно, пожалуй, все-тки заглянет на всякий случай. «Чем черт не шутит! Что-то ты мычишь больно жалостно!»
Тетя Вера приехала в Москву много лет назад, откуда-то из далекой глубинки. В домашнее акушерство она пришла из официального. Но не московского там или питерского. После училища ее распределили в крохотную райцентровскую больничку, где врач-акушер пил запоем, и из дому извлечь его удавалось лишь на экстренное кесарево, предварительно вылив ему на голову пару ведер воды.