– Я ж поначалу была – прямо как теленок, ей-Б-гу! Наивны-ыя! Звоню доктору домой: «Иван Палыч, у нее тазовое!» А он мне: «Ух ты, как интересно! Ну, примешь когда – расскажешь, как было!» Сперва чуть что, все в книжку смотрела. С Бодяжиной, считай, что не расставалась, и ела, и спала, вот прям как Библия она у меня была. Как чего не знаю – сразу раскрою, и одним глазом в книжку, другим на роженицу. Санитарочка у меня была – чудо деваха, моих лет примерно. Все меня, бывало, подбадривает: « Верка, не тушуйся, все у тебя получится!» Вот мы с ней вдвоем и орудовали. Иной раз баба у меня порвется – я в процедурку выскочу, зареву. Я ж одна, как я ее зашивать теперь буду?!» А санитарочка моя: «Верка, да ты чего? Иль забыла, как целая физда выглядит?» Ну я улыбнусь, и пойду иголкой орудовать, прежний вид половому органу придавать. И вот так, постепенно, всему научилась, всего навидалась. И клеммы по Бакшееву случалось накладывать, и насечки на шейку делала, а потом зашивала, и роды сдвоенным телом принимала, и даже поворот на ножку, безо всякого причем наркозу, один раз сделала. И – вот те крест! – никто у меня ни единого разу не помер, все живы-здоровы по Земле ходят, меня теперь добром поминают.
Перебравшись вслед за мужем в Москву, тетя Вера не нашла себя в наших роддомах, где роды обычно ведут врачи. Привычка к самостоятельности то и дело давала о себе знать. Пару раз она превысила свои акушерские полномочия, сделала то, что посчитала на данный момент более целесообразным. Ей предложили написать по собственному.
Разобидевшись на весь мир, тетя Вера засела дома. Деньги в дом приносил муж. Трое детей ходили в школу и садик. Тетя Вера варила борщи и каши, пидорастила с утра до ночи квартиру, и сходила с ума от тоски и скуки.
С юности тетя Вера привыкла быть постоянно на людях, ощущать свою полезность и важность. Притом профессию свою обожала. И теперь прямо не знала, что с собой делать. Ну не идти ж, в самом деле, бумажки перекладывать в женскую консультацию?!
На ее счастье, соседка по лестничной площадке в первый раз собралась рожать. Кто-то из подруг уговорил ее записаться в клуб для беременных. Мол, ты там и фигуру сохранишь, и знаний полезных поднаберешься.
Йога, бассейн, гимнастика, здоровое питание. Осторожные, между делом, проговаривания различных сценариев родов.
Сталкиваясь с тетей Верой на лестнице или в лифте, девица взахлеб делилась свежеполученными откровениями. Оказывается, можно и вовсе не обращаться, как приспичит, в роддом! Можно, оказывается, прекрасно родить ребенка у себя дома!
Насильно отлученная от любимого дела, тетя Вера близко к сердцу принимала эти рассказы. Что-то горячо одобряла, с чем-то категорически не соглашалась. Наконец очередная принесенная соседкой на хвосте явная глупость так вывела тетю Веру из себя, что она отправилась прямиком в клуб, выяснять отношения с руководством. Что, мол, они девок с толку сбивают?!
Кончилось тем, что ее взяли туда на работу.
В клубе высоко оценили тети Верин профессионализм и ее богатый, разносторонний опыт. А сама тетя Вера, работая в клубе, постепенно проникалась новыми для себя веяниями и идеями.
*
После девятого класса мама, несмотря на уговоры деда, бросила школу, в которой ей было скучно до одури, и поступила в яхромский веттехникум, где дед преподавал фармакологию. Половину времени студенты торчали на учебной ферме и занимались там настоящим делом. Кормили, поили, доили, выгуливали и, при необходимости, оказывали скотине первую помощь. Было не скучно, всегда находилось на что посмотреть, чем заняться и чему поучиться.
А когда надоедало, мама бросала техникум и срывалась на недельку-другую в Москву – благо недалеко. К тому же за некоторые виды работ ребятам перепадали кое-какие деньги, так что карманные у мамы обычно водились. А прогулы занятий всегда можно было отработать потом, на той же ферме.
Многочисленные друзья покойных родителей всегда рады были приютить у себя мою маму, обогреть, обласкать, чем-нибудь повкусней накормить. Их дети с младенчества были ее друзьями, так что, попадая в Москву, мама сразу переставала страдать от отсутствия братьев и сестер.
В этом кругу ее, рано осиротевшую, многие считали как бы своим ребенком. Поэтому она всегда могла без проблем свалиться без предупреждения кому-нибудь на голову, и зависнуть на раскладушке в детской, или на диване в гостиной на неопределенное время.
В Москве мама из деревни сразу попадала в утонченно интеллигентскую, отчасти даже снобскую среду. Ее принимались просвещать, стараясь «дотянуть до уровня» Таскали на выставки, в театры и на концерты. Вечера в Москве становились яркими и праздничными, а дни зато делались длинными и скучными. Хозяева по утрам уходили из дому, и мама оставалась предоставленной самой себе.