К общей радости персонала, корзины с продуктами в ближайшие дни продолжали поступать регулярно. Как и к первой из них, так и к последующим, ни разу не было приложено ничего – ни цветка, ни записки. Наташин мобильный одиноко молчал на тумбочке, сама же она с той минуты как встала, беспрестанно двигалась – ходила, как маятник по палате, укачивая то одну, то другую девочку, кормила их, пеленала, напевала им вполголоса какие-то песенки с неразборчивыми словами. Она казалось, почти не спала – хоть ночью, хоть днем, заглянув в ее палату из коридора, взгляд натыкался на маячащую взад-вперед худенькую, почти бесплотную фигурку.
Накануне предполагаемой выписки Наташа попросила о встрече с юристом и в его присутствии подписала отказ от обеих девочек. Мы ждали чего-нибудь в этом роде: с утра в этот день ее мобила впервые подала голос. «Чив-чив-чив» – пропели лесные пташки, и Наташа немедленно схватила и судорожно притиснула аппарат к уху.
Но когда утром следующего дня я внесла завтрак, палата оказалась пуста. Окно, с осени плотно закрученное шурупами и заткнутое по щелям поролоном, было широко распахнуто. По комнате вовсю гулял свежий весенний ветер, шевеля простынки на одной взрослой и двух детских кроватках.
Я выглянула в окно. В принципе, у нас хоть и первый этаж, но все же высоковато. И с этой стороны здания ни дорожек нет, ни тропинок, одни кусты непролазные. В халате, в ночной рубашке, с двумя детьми на руках… Впрочем, у нее был мобильник.
Виктор Петрович, приехав, долго и горячо матерился, и обещал нам разнести Институт по кирпичику. Но мы были бессильны ему помочь. Могли только посочувствовать.
*
Его предупреждали, что первые инъекции гормонов в несколько раз повысят либидо. Но слова, они и есть слова. Пока с тобой что-нибудь не произойдет, все, что тебе о тебе говорят – звук пустой. И потом: что значит в несколько раз? От чего следует отталкиваться? Что следует измерять количественно? Количество мокрых снов, о которых толком не помнишь, когда проснулся? Количество девушек, на которых обратил внимание на улице, по дороге в магазин за хлебом? Количество мгновений среди дня, когда чем бы не занимался, вдруг все перекрывает яркая вспышка желания, и не можешь ничего уже толком делать и ни о чем отчетливо думать, кроме…?
Но, в конце концов, все это расплывчато, вторично и не конкретно.
Он достаточно цивилизован, и вполне может справиться с собой. Настолько, чтоб не бросаться на незнакомых девиц на улице.
Ему позвонила Инна.
Надо сказать, она звонила и раньше, тогда, в те дни, когда они только расстались. Но он тогда не брал трубку, он вообще почти не подходил к телефону, и, постепенно, она звонить перестала.
Пожалуй, он не видел этого номера на экране уже несколько месяцев.
Его бросило в жар, а кровь так загудела в ушах, что он еле разбирал, о чем она говорит.
– Привет? – Ну да, конечно, привет. – Как дела? —Ну да, дела, вот, а как же? Дела, они, конечно, нда… – Встретиться? Ну, можно, конечно, почему б и не…
При мысли, что она вот-вот, сейчас, минут через 15—20, будет тут, у него вдруг так ослабли колени, что он вынужден был сесть.
Его хватило ровно на те бесконечные мгновенья, пока закрывалась пропустившая ее в мансарду дверь.
Он набросился на нее в прихожей, сорвал плащ, стянул через голову свитер, рванул молнию на джинсах… Они сплелись в клубок прямо здесь, на полосатом вязаном коврике. И она ничуть не возражала, ей, кажется, даже нравилось, вот так, без слов, без разговоров, без вопросов.
Они кричали, рычали, вцеплялись друг другу в волосы, царапали и кусали друг друга до крови. Казалось, она разделяет его безумие, и у нее в крови бушует тот же пожар.
Когда все закончилось, они обнаружили себя на холодном полу – выброшенной на берег, слабо шевелящей щупальцами, застывающей морскою звездой.
Молча, не глядя, выпростались друг из-под друга, перебрались на притиснутую к стене раскладушку. Укутались в одеяло. Обоих трясло, у обоих стучали зубы. Теперь они жались друг к другу просто, чтобы согреться.
– У ть-тебя т-трава есть? – выговорила она наконец, нечетко и хрипло.