– Д-должна быть.
Искомое обнаружилось в верхнем ящике стола – очередной дар Сереги, а то откуда ж.
Они покурили, передавая косяк и постепенно приходя в себя, искоса, с интересом разглядывая друг друга.
Она похудела. Под глазами залегли круги, нос заострился. Грудь вроде увеличилась и стала чуть менее упругой, а впрочем, может он просто уже забыл. Хотя этой ложбинки на животе раньше точно не было.
– Ну, – сказал он, – приканчивая косяк, и затушивая бычок об край служившего пепельницей блюдца. – Так как все-таки дела?
– Да так, как-то все… К ЕГЭ вот готовлюсь… Ты, кстати, что сдаешь, кроме руссиша с математикой? Куда подавать-то в итоге будешь?
– Я? Да я как-то вообще пока что… не думал… – Он получил два месяца назад аттестат об окончании экстерната, и тут же запихнул куда-то эту бумаженцию с глаз долой. И без того дел хватало. Нет, он, конечно, собирался идти дальше учится, но ведь не сейчас же! Вот малыш подрастет, тогда и…
– Кость, ты что, с ума сошел?! Ты о чем вообще думаешь?! Тебя ж… тебя ж так в армию загребут, не понимаешь, что ли?!
О такой версии развития событий Костя как-то не задумывался. Он, однако, сильно сомневался, чтоб в армию, даже хотя б и в российскую, призывали кормящих отцов. Наверняка отсрочку дадут, а там видно будет. На худой конец, можно ведь и второго состругать, если что. Эмбрион-то ведь остался в загашнике. А с двумя детьми в армию не берут, это Костя знал точно.
– А ты? – спросил он, просто чтоб о чем-то спросить.
– На мат. лингвистику конечно! Ты что, забыл? Сколько уже об этом говорили! Буду растить искусственный интеллект в бутылочке!
«А я – естественный!» – захотелось ему пошутить, но он не стал. Ему как-то расхотелось шутить. Расхотелось с ней разговаривать. Расхотелось вообще когда-либо ее видеть.
Он как-то слыхал во дворе, о таком явлении, что, типа, переспал сегодня с девчонкой, а назавтра знать ее вообще не хочешь, ни в библейском, ни в каком ином смысле. А тут ведь даже завтра еще никакое не наступило…
Инна, словно почувствовав неладное, потянулась к нему. Костя неловко погладил ее по щеке. Рука, которой гладил, показалась чужой, механической, инкина щека какой-то слишком холодной, и целлулоидно-гладкой. Голова ее привычно скользнула к нему на плечо. Инка потерлась об него носом, коснулась губами ключицы. Точно и не было этих месяцев, Костиной депрессии, потери ребенка. Все возвращается на круги своя.
– Знаешь, – сказал он, отстраняясь и резко вставая. – Пойдем-ка, я тебя провожу. Дел еще сегодня до фигищи!
– Пойдем, – послушно откликнулась она, тоже вставая и начиная одеваться. Вещи, как бывало много раз назад, оказались рассыпаны по всей комнате. – У меня тоже еще курсы вечером подготовительные. Слушай, встретимся во вторник? У меня билеты на…
– Не-а, Инка, не встретимся. – Костя, наконец-то решился расставить точки над «и». Он просто не мог дальше терпеть! Желание, чтобы она немедленно куда-нибудь вдруг исчезла, сделалось неожиданно таким всемогущим и всеобъемлющим, как ранее желание… – Занят я буду во вторник. И в среду. И в четверг. И вообще я теперь буду занят. По жизни. – и, добивая ее окончательно, мстительно пояснил. – Ребенок у меня будет, Инка, понимаешь. Беременный я. Ну и вот. – и Костя театрально развел руками. – Сама понимаешь.
– Как… ребенок? – Она застыла, неловко согнувшись, с носком в руках. – Не понимаю. Костя, ты это так шутишь, что ли? Не смешно.
– Да какие тут шутки!
– Подожди, ты, что серьезно?
– Серьезнее не бывает! Ты же не захотела рожать, вот, пришлось самому как-то устраиваться!
С каждым сказанным словом он ощущал, как злая радость разливается по всему телу! Он все-таки сумел ее наказать за ту безмерную боль, которую она ему причинила!
Инна медленно, тщательно, аккуратно оделась, подошла к Косте и резко, со всей силы ударила его по щеке. И еще! И еще! По голове, по ушам!
– Ах ты гад! – бормотала она сквозь слезы, – Ах ты сволочь! Ты какого черта, сука, не подходил столько времени к телефону! Беременный, он, понимаешь! – Косте с трудом удалось перехватить ее руки.
Несколько секунд они постояли молча, разглядывая друг друга злыми, ненавидящими глазами. Потом Инна резко высвободилась, повернулась и вышла, не удосужившись даже закрыть за собою дверь.
Некоторое время Костя тупо разглядывал опустевший дверной проем. Потом наклонился, подобрал трусы с полу, машинально натянул их на себя. Сладкое чувство мести исчезло, осталась лишь оглушительная, звенящая в ушах пустота, и чувство большой, глобальной неправильности происшедшего.