…Подходил к концу летний сезон. Скоро прибудут родители и увезут детей по домам, а здесь останутся только ребятишки сотрудников центра ИРП — несколько групп дошкольников со своими постоянными воспитателями. Предстояла длинная шестимесячная пауза. Олле привлек на это время Нури в организованную ИРП службу экологического патрулирования. Рахматулла должен был прочесть цикл лекций в жмеринской школе йогов. У Ивана накопилась куча дел во Всемирной ассоциации магов, где он был председателем. А Хогард уговорил няню Марью Ивановну взять его на углубленную стажировку. И предстояло еще многократное посещение воспитанников, проживающих на разных континентах: по статусу и по совести воспитатель становился полноправным членом семьи воспитанника. А еще нужно было время, чтобы просто жить, смотреть на людей и звезды, гладить зверя по шерсти, выращивать картошку и розы и ходить под дождем по лужам…
Утром Нури и Хогард провожали старшие группы в пеший поход по побережью, долго разговаривали с инструкторами, проверяли рюкзачки, не туго ли затянуты лямки, не жмет ли обувь. Нури еще раз убедился в исправности самобеглой тележки. Вроде все было в порядке, но беспокойство, уже ставшее привычным, не покидало его. Ох уж эти походы с их вечными неожиданностями, со стертыми ногами, синяками и занозами, с волдырями от крапивы и комаров. Сидели бы дома, что ли. Или взять орнитоплан и незаметно следом, а?
Он поймал понимающий взгляд Хогарда и засмеялся:
— Тебя тоже родительские мысли гнетут?
— Ой, гнетут. Марь Ванна говорит, что это первый признак профессионализации…
А по влажному песку, почти в полосе прибоя, пяти- и семилетние, уходя, голосисто орали старинную пиратскую песню:
Следом чуть в стороне бежала тележка, груженная палатками и аквалангами.
— Красиво поют. Ладно, пойдем к себе, — сказал Хогард. — А это еще что такое? И сюда добрались?
Между акаций, ухватившись за стволы, этаким гамачком висел марсианский зверь гракула. А в гамачке, шерстяном и мягком, разметавшись, сладко посапывали два голыша из ползунковой группы. Гамачок слегка покачивался, и то ли действительно звучала, то ли мерещилась колыбельная.
Воспитатели на цыпочках отошли в сторону.
— Мне иногда кажется, что она вполне разумна, — проговорил Нури. От акации явственно донесся приглушенный смешок.
Ночью дежурил Хогард. Он обошел спальни, укрывал тех, кто был раскрыт, проверил еще раз защиту от летающих и ползающих насекомых. Лесные шорохи и звуки не мешали сну, от океана доносился пахнущий соснами и водорослями ветерок. Было спокойно, и легко думалось.
А на окне в аквариуме мутант бувескул высветлял кем-то тайно налитый вишневый компот. Без косточек.
Василиск
— Значит, так, сказка будет вот о чем, — Нури оглядел слушателей, поправил панамку на чьей-то голове, вытряхнул песок из чьей-то сандалии.
«Не очень далеко, но и не совсем близко, не очень давно, но и не сказать, что вчера, жил-был пес Кузя, а по соседству, через дырку в заборе, тоже жил-был кролик Капусткин. Иногда они обменивались мнениями. И как-то пес Кузя сказал:
— Посмотри, Капусткин, мне хозяин новый ошейник подарил. Правда, ведь красиво, а?
Кролик осмотрел обновку через выпавший сучок.
— Да, ошейник тебе к лицу, — ответил он. — И цепь, которой ты привязан, тебе тоже идет. Но больше всего мне нравится, когда ты еще и в наморднике.
Капусткин так говорил потому, что он был зайцем, а притворялся домашним кроликом, чтобы в него не стреляли.
Тут и сказке конец».
Нури закинул руки за голову, шевельнул бицепсами. Самым трудным в деле воспитателя он считал необходимость сочинять сказки и сейчас гордился удачей. Акселерат и вундеркинд Алешка, случайно затесавшийся в группу малышей, одобрительно хмыкнул и сказал:
— Обрати внимание на реакцию слушателей, воспитатель Нури. Никто не усомнился в способности пса и кролика говорить. А почему? Ты не знаешь, а я знаю, потому что я ребенок и помню: во всех сказках звери говорят. Ведь сначала все были братья — и люди, и звери. И понимали друг друга. А потом люди стали плохо себя вести, звери обиделись, ушли в леса, пустыни и тундру. Белый медведь — тот вообще на льдину сбежал. А те, кто остался по доброте, например, собаки, или из лени — кошки, или из слабохарактерности — коровы там и прочие жвачные, — те замкнулись, постепенно поглупели и вообще говорить разучились. Но память о временах, когда все были в родстве, когда люди понимали зверей, в звериной душе осталась. И в человеческой тоже…