Задумал один солдат домой убежать. До армии он учился в художественном вузе, но повздорил с преподавателем: не хотел рисовать натюрморты, а желал писать пейзажи. Мама у него зарабатывала мало, маленький брат болел астмой и нуждался в дорогих лекарствах. Папа сторожил автомобильную стоянку и читал божественные книги про реинкарнацию. Маме он деньгами не помогал, потому как обиделся, что она с ним развелась. Жили они все в двухкомнатной квартирке, в доме барачного типа. Вот наш герой бросил вуз и решил послужить Родине. Явился на призывной пункт, попросился в десант. Забрили ему лоб и отправили в химические войска, где научили ловко бегать с противогазом. Так бы служба и прошла, оставалось ему полгода, но начались в армии новые веяния. В часть нагнали контрактников: у каждого за спиной срок и жить они привыкли не по уставу, а «по понятиям». Контрактники принялись ломать остальных, чтобы и те записались в кабалу, тогда часть получила бы тонну повидла от Генштаба. Некоторые сломались, наш солдат держался до последнего. Когда же изверги пообещали его после вечерней поверки опустить, он не выдержал и исполнил задуманное: нырнул в дырку в заборе, но свернул не в поселок, а в степь.
Шел солдат вдоль железной дороги, хотел положить ногу на рельсы, но как состав накатил, испугался. Шел, думал и набрел на дворец, где жил генерал со своею дочкой. Дочка сидела в башне, смотрела по тарелке канал «Animal planet» и горевала: отец обещал отдать ее замуж за сына прокурора, а у того изо рта дурно пахло. Генерал и сам прокурора недолюбливал, но понимал – породниться надо из политкорректности.
Генерал заметил солдата у ворот, решил, что прислали денщика, он как раз такого заказал. Повелел парню к 16–00 истопить печь по первому разряду. Запалил солдат дрова, замочил в холодной воде веники, чтоб ожили. Тут пришла генеральская дочка, принесла новому денщику хлеб-сало. Поел он аккуратно, погрыз после с дочкой семечки, и очень они друг другу понравились. Девушка вернулась в дом ногти красить, солдат сел на пороге бани и закурил.
А генерал держал заморских курей чернобровых. Вот самая настырная к солдату подошла, косит глазом, но солдат сдержался, не запустил в нее сапогом, дал ей крошек хлебных. Курица в благодарность одарила солдата волшебным зернышком.
В 16–00 приехали гости в баньку: прокурор с сыном. Стали они париться с генералом. Солдат веником охаживает – прокурор покрякивает, нравится ему. Стал упрашивать генерала, чтоб продал ему банщика. Тот ни в какую – самому еще не надоел. Попарились, сели водку выпивать. Выпили килограмм, перешли на второй. Прокурор начал сыном похваляться: он-де силач, всем руки ломает. Генерал и спроси солдата:
– Сможешь прокуренка на руках осилить?
– Так точно, смогу.
Положил на зуб курицыно зернышко, стал как тигр и разделал силача под орех. Прокурор оскорбился:
– Смухлевали вы, волки позорные!
Генерал, не думая, раз ему в нос кулаком, а на словах добавил:
– Сам ты волк, а у сына твоего изо рта разит. Прокурор за порог и шипит:
– Еще пожалеешь, что обидел.
– Как бы не так, наши ваших всегда били, – захохотал генерал и показал прокурору вдогонку кукиш.
Очень он развеселился, усадил солдата с собой выпивать. Выпили килограмм. Перешли к следующему. Солдат удар держит. Генералу это понравилось, крикнул дочь. Та разом нарисовалась – из-за угла подглядывала.
– От прокуренка тебя простой солдат уберег, – объяснил ей генерал. – Пойдешь за него замуж?
Девка поскорее дала согласие, пока не передумал, измучилась во дворце скучать. Сыграли свадебку, солдата генерал комиссовал. Поехали молодые в Старгород. Выделили им угол за занавеской. Прожила там генеральская дочь с неделю и сбежала в Москву, устроилась в модельное агентство. Рекламирует теперь пельмени «Благолепные» и крем «Подноготный». Солдат недолго горевал, главное от армии отбоярился. Пошел иконостасы резать, зарабатывает хорошо, про прошлое не вспоминает. Рассказал как-то в бригаде свою сказку, все ну хохотать – в сказки молодые сейчас не верят. А вы верите?
Сапоги и балетки
Сапог не зря красуется на нашем гербе. Когда москвичи, ведомые Василием III, подошли к стенам Старгорода, на вал высыпало ополчение в кожаных сапогах. Руководил воинами князь Владимир.
– Э-э, – сказали обутые в лапти москвичи – у них чернь в коже ходит, не быть добру.
Забили в барабаны и убрались восвояси. Полководец вскоре умер, но в городе родилась традиция: каждый вечер на его могилу возлагали пару сапог. В них князь, незримый людям, обходил ночью город, охраняя его от напастей. В 1917-м власти пожадничали и снесли князю пару стоптанных прохарей. Что последовало за этим, знает каждый.
Жан Борисович Протеже прибыл в Старгород в перестройку. Он поселился в скромной коммунальной квартире, где подружился с соседом, потомственным сапожником Никифором. До того Протеже держал в Тбилиси цех по пошиву перчаток. В результате бесед на кухне в 87-м году родился кооператив «Стелька» – там тачали сапоги, сапожки и полусапожки для обоего пола. Протеже был неутомим: в эпоху бартера он выстраивал сложные цепочки, добиваясь почти бесплатных поставок на предприятие кожсырья, квасцов и зарубежных красителей. Никифор был его ОТК. Он не нажимал пальцем на носок, проверяя, как морщится кожа, не капал водой, ожидая, останется ли пятно, не тянул мех, глядя, отделится ли тот от мездры, он косил на материал выпученный глаз и безошибочно отметал брак. К вечеру, он, правда, всегда напивался в стельку, похваляясь, что так оправдывает название кооператива.
Никифор рассказал Жану историю с князем Владимиром, – Протеже любил все мистическое. Специальной девушке-технологу Свете было приказано каждый вечер относить на могилу святого пару новеньких сапог. Та, мечтая о кадровом росте, приказ исправно выполняла. Сапоги на утро пропадали, видимо, князю они нравились. Дешевая продукция «Стельки» шла нарасхват. Жан Борисович начал экспериментировать с цветом и фасонами. Новые модели стала даже закупать Москва.
Протеже сгубила страсть. Технолог Света усиленно строила ему глазки и, в конце концов, женила стареющего бизнесмена на себе. В целях повышения профессиональной квалификации молодая супруга потребовала свозить ее по обувным столицам мира. Протеже повез ее в Европу. Относить сапоги к могиле покровителя в их отсутствие стало некому. Дефолт 98-го почти разорил «Стельку». Жан Борисович разом как-то постарел и в одночасье скончался.
Приняв бразды правления, Светка первым делом выгнала на пенсию Никифора. Затем отстроила мужу памятник на Христофоровском кладбище рядом с усыпальницей князя. Там, сидя на лавочке, она задумалась, сопоставила факты, учла невысокую покупательную способность горожан, и решилась на риск. Фабрика перешла на дешевые ботинки из кожзама, балетки невинно-розового цвета, яркие, подчеркнуто сексуальные туфли на стриптизерском каблуке и мокасины из прозрачной клеенки. Вертикальная перепонка и ремешки с блестками вокруг щиколоток на ядовито-зеленых сандалиях «под аллигатора», перемежающиеся полоски черной, голубой и сиреневой кожи в стиле «ретро» на сабо из местной сосны, красный лак «мюль» и серебристый бисер – все подсмотренное в загранпоездках было пущено в ход. Продукция «Стельки» переливалась на прилавке, как стеклышки калейдоскопа. При этом девушке-технологу приказали ежедневно относить князю на могилу пару сапог, что еще тачали в старом цехе. Бизнес ожил и стал приносить Светке доход, которым она не пожелала делиться с мэрией, вверив судьбу более высокому покровителю.
Никифор создал движение «ОТК». Они пропагандируют исконные традиции, клеймят Запад, обвиняют «Стельку» в использовании некачественных материалов и нарушении технологий. Последнее, увы, чистая правда. Светка на критику долго не реагировала, но однажды в офис явился Никифор и гневно бросил на стол легкомысленные голубые балетки.