Гвенваеля грубо схватили за волосы и потащили из конюшни.
— Отпусти меня, ублюдок!
— Ты вернёшься, сукин сын, — прорычал Фергюс. — Вернёшься и извинишься, даже если это последнее, что ты сделаешь.
— Мне не за что извиняться.
И в доказательство своей точки зрения, Фергюс остановился и вмазал ногой Гвенваелю в живот.
— Ай!
— Она из-за тебя плачет. А не должна плакать из-за кого бы то ни было
Они шли по главному залу замка острова Гарбан. Когда-то он был местом ужаса, точкой всевластия Лоркана Мясника. А теперь он принадлежал женщине — внебрачной сестре Лоркана, которая лишила его головы.
— Я сам могу идти, — сказал он Фергюсу, когда понял, что стонущая ящерица не собирается останавливаться. И хотя Гвенваель мог обратиться в свой естественный — и куда более замечательный — облик, чтобы уйти, он лишь навредил бы тем, кто здесь живёт.
Что он ненавидел делать. Ему нравились люди… Ну, в основном женщины. Без мужчин он мог бы прожить.
— Я больше не стану за тобой бежать, — сказал Фергюс, поднимая Гвенваеля по жестким каменным ступеням. Когда Гвенваель начал пинаться и вырываться из хватки Фергюса, второй по старшинству брат, Бриёг схватил его за ноги и помог Фергюсу.
— Ты предательский ублюдок!
— Что нам с ним делать? — нетерпеливо спросил Бриёг. — Выбросим из окна? Давайте выбросим, а? Или с крыши!
— Мы отведём его к Аннуил.
— Разве мама не заметит, что у него больше нет головы?
— Заметит, — ответил Фергюс, не обращая внимания на дёрганье Гвенваеля. — Вопрос в том, а не всё ли ей равно?
Подойдя к двери спальни королевы, Фергюс ногой распахнул дверь и, вместе с Бриёгом, закинул Гвенваеля в комнату. Дверь резко захлопнули, и Гвенваель понял, что его братья оставили его на милость Королеве Дикого Острова. Также известной, как Кровавая Королева Тёмных Равнин, Лишающая голов, Сумасшедшая Сука острова Габран, но чаще употребляемое: Аннуил Кровавая. Почему-то, человеческая королева обладала малой толикой терпения.
Приготовившись, Гвенваель посмотрел на Королеву Аннуил и произнёс:
— Моя милая, хорошая Аннуил. Моя душа болит за тебя. Сердце по тебе тоскует. Скажи, что ты простишь меня за необдуманные, глупые слова, и что наша любовь никогда не ослабнет
Она долго смотрела на него, а затем — к ужасу Гвенваеля — ещё больше залилась слезами.
Он знал, что никогда не простит этого своим братьям.
Они звали её Зверь Рейнхольда. Или, для краткости, Зверь.
Она этого не понимала, особенно, что настоящее имя её было Дагмар, но смирилась. В её мире были вещи гораздо хуже, чем получить имя, которое не заслуживала.
Ну да… вероятно, она заслужила своё имя.
Закрыв книгу, Дагмар вздохнула. Она знала, что не могла весь день прятаться у себя в комнате, неважно как велико было её желание. Знала, что должна встретиться с отцом и рассказать о том, что сделала. Хотя факт, что она делала это ради территории отца и его людей, ничего не значил для Рейнхольда, сурового военачальника Северных Земель.
Но она с детства научилась игнорировать «час отца» — как она любила это называть — если в итоге получала то, что желала.
Отложив в сторону книгу, она встала и надела серое шерстяное платье. Расправив его, Дагмар затянула на талии кожаный пояс, на котором висели ножны. В эти ножны она и положила небольшой кинжал. Затем повязала на голову серый платок, оставив свисать на спину длинную косу. Прежде чем оценить своё отражение в зеркале у кровати во весь рост, Дагмар нацепила очки. Чтобы читать, они ей были не нужны, а в остальное время — да.
Многие годы назад, монах — дорогой бра Рагнар — дал Дагмар очки. Он заметил, что когда она пытается увидеть что-то дальше дюйма своего носа начинает щуриться. Он сам сделал ей пару, и с тех пор, она их носит.
Быстро окинув себя в зеркале, она не нашла того, чтобы портило её ансамбль и вышла из комнаты, дав псу себя обогнать. Дагмар заперла дверь и дважды проверила замок, прежде чем направиться к покоям отца.
Она здесь родилась и не уезжала дальше ближайшего города. Она знала, что когда-нибудь умрёт в этих стенах, если только не убедит отца отдать ей маленький домик в окружающем замок лесу. К сожалению, ей придётся подождать ещё с десяток лет, пока за ней не укрепиться звание «старой девы».
В Северных землях женщины не могли далеко отходить от родственников, пока не были отданы мужьям. После трех неудачных попыток вступления в брак, она сомневалась, что какой-то мужчина будет достаточно глуп, рискнуть своей шкурой, чтобы затащить её в постель. Что, если — и когда — она честна с собой, было огромным облегчением. Кое-что было для неё естественным. Она знала многих женщин, которые от природы обладали терпимостью, обожанием, очарованием и привлекательностью.