Но, не думаю, что её хватит надолго.
В Калифорнии дождь идет зимой, а в оставшееся время года воды можно особо не ждать. Когда мне было тринадцать, мы жили в пустыне и не замечали засуху, потому что она постоянная. А теперь стоит подумать о том, где брать питьевую воду.
Вспомнились частые пожары в Калифорнии, начинавшиеся весной. Отец считает, что эти пожары признак неминуемого краха общества, но мне кажется, проблема скорее в сухом климате.
И вообще всё здесь кажется мне неправильным, вся эта идея с переездом и поступок мамы – лишнее тому подтверждение.
Надеюсь, у отца есть план. Обычно у него он есть.
Это был второй день, после того, как уехала мама.
Грузовик с вещами прибыл поздно. Вещи были разгружены, и мы их распаковали, в это время отец периодически замирал и посматривал в окно, на пустую дорогу. Он никогда не говорил ничего об исчезновении мамы. Если бы мы с Иззи не были такими разными, возможно, мы обменялись бы взволнованными взглядами или тайком поговорили об этой ситуации. Но, вместо этого, она избегала моего взгляда, когда мы столкнулись в прихожей. Большая часть дня прошла в наведении порядка.
У нас была своя система распаковки вещей, которую оказалось невозможным воплотить в жизнь без участия мамы, поэтому папа перераспределил обязанности так, чтобы всё было полностью распаковано где-то часам к десяти вечера.
На третий день мама всё ещё не вернулась. Наш дом, с его угнетающим фасадом, с появлением наших вещей стал только унылее. Выражение лица отца стало ещё мрачнее, теперь для такого настроения у него был серьезный повод.
На четвёртый день отец сообщил мне, что мы едем в продуктовый. Сестру оставили дома, в то время как мы с отцом сели в грузовик и двинулись в той же самой жуткой тишине, которая возникла с уходом мамы. Но в таком небольшом пространстве я не могу ее не нарушить, она невыносима.
– Куда ушла мама? – задала я вопрос писклявым голосом.
Руки отца крепче сжали руль, и, не разворачиваясь ко мне, он выдал:
– Не знаю.
Я ожидала услышать не это.
– Разве она не сказала хоть что-нибудь, прежде чем уйти? Где она будет? Когда вернется?
– Нет.
– А ее мобильный? – хотя я и спросила, но знаю, что он отключен, я пыталась позвонить с телефона Иззи.
– Она оставила его дома.
– Оо.
М-да. Это похоже на маму. У нее никогда не было привычки брать телефон с собой, к тому же она постоянно забывала его заряжать и просто думала, что ей редко звонят.
– Ты пытался позвонить кому-нибудь из родственников?
– Пару раз, никто не ответил на звонки.
– Наверное, она знала, куда идти, да?
Отец ничего не ответил, и я снова пытаюсь представить маму, где она и что делает... и понимаю, что никакого понятия об этом не имею. Вообще, понимание того, что моя мама – преподаватель было у меня только в мыслях. Даже идея о том, что мама могла мечтать о чем-либо, выходящим за пределы нашего мирка, казалась мне нереальной и неинтересной, как сложные математические вычисления.
– Ты не думал, что она могла пострадать, или что-то серьезное могло случиться? – опять молчание. – Пап? Это не шутки. Что, если она разбилась или заблудилась, или... – Или что? Я не знаю.
– Полиция позвонила бы, случись что-то серьезное. Она не хочет быть найденной, вот что я имею в виду.
– Но почему? – глухо спрашиваю я.
Я знаю почему. Но мне нужно убедиться в правильности догадки.
– Не знаю.
По тону его голоса было понятно, что тема закрыта. Отец никогда не признается, что чего-то не знает. Только сейчас я понимаю, какая же нетвердая почва у меня под ногами. В жизни я всегда рассчитывала на несколько вещей: на абсолютную уверенность моего отца во всем и на тот факт, что родители вместе.
Не сомневаюсь, папа любит маму. Он может и не показывает этого, но это так. Я уверена. Другое дело, любит ли она его. Я опять в растерянности. За окном мелькает сосновый лес. Мы проезжаем большой знак с медной надписью «Деревня Садхана и Духовный центр».
– Кто там живет в этой Садхане? – спросила я.
– Эти люди – группка сумасшедших язычников.
Я исподтишка взглянула на профиль отца, пока он был занят дорогой. На его голове до сих пор короткая стрижка, хотя он и в отставке. Он не планировал уходить, но так вышло, и мне всегда кажется, что он готов надеть униформу и в любой день вернуться к работе. Я отвожу взгляд, пока он не заметил, как я за ним наблюдаю.
Мне хочется спросить: «Так ты знаешь, кто эти люди?»