Я не знаю, чего я жду, какую опасность вижу за каждым углом. Это не Кива, который ходит где-то поблизости, а, если даже он пришёл, я на самом деле не верю, что он так опасен.
То, чего я боюсь, не описать словами, я чувствую что-то опасное, глядя на опушку леса, какую-то силу, которая, как хищник, знает о нашей уязвимости и ждёт подходящего момента, чтобы напасть.
Через два дня после инцидента с Кивой, у Иззи начались месячные, и теперь она отказалась ехать на обследование и делать тест на ЗППП. У меня не было ни сил, чтобы её заставить, ни желания ловить попутку или просить кого-то нас подвезти. Мне просто кажется, что всё это слишком хлопотно.
Я попросила её держаться подальше от ребят из Садханы, и, к моему удивлению, она меня слушается. И всё же я беспокоюсь за неё, потому что, как и я, она почти не хочет выходить из дома.
Когда я готовлю бобы с рисом на ужин, не знаю даже в какой сотый раз за это лето, я слышу стук в дверь. Не глядя на гостя, я знаю, что это Вольф. Он – единственный, кто приходит к нам пешком, а не приезжает на машине, и я не слышала, чтобы автомобиль поднимался на гору.
Я избегала его после истории с Иззи и Кивой. Вовсе не потому, что это случилось по его вине. Я не могу избавиться от чувства, что то, что было с ней, могло произойти со мной – может быть, это должна была быть я, если должно было случиться такое.
Может быть, я хотела этого. Когда мы целовались с Вольфом в домике на дереве, я, наверно, позволила бы ему всё, о чём думала постоянно. Но он проявил себя джентльменом. Мы только целовались, и ещё целовались, а когда мы лежали рядом друг с другом, он не позволял своим рукам слишком увлекаться.
Но теперь я думаю, что то, что не произошло между нами, не произойдёт никогда. Что бы я ни чувствовала к Вольфу, всё это вытеснено страхом за благополучие сестры. Теперь я понимаю, что значит играть с огнём, а я не люблю рисковать. Я не из тех людей, которые гонятся за опасностями.
Я выключаю горелки на плите и вытираю руки полотенцем, сердце бьётся с глухим стуком, ожидая, что скоро я увижу Вольфа. Когда я открываю ему дверь, он выглядит лучше, чем во время последней нашей встречи.
– Привет, – говорю я.
– Давно не виделись. Где ты пряталась всё это время?
– Только тут.
– Я приезжал сюда несколько раз и стучал в дверь, но никто не отвечал.
Я равнодушно пожимаю плечами. Наверно, я пошла в лес, а Иззи ни за что не открыла бы дверь.
– Слушай, – наконец говорю я, готовясь извиняться по сценарию, который я мысленно прорепетировала. – Папа должен скоро вернуться.
– Правда?
– Я не знаю, когда именно, но он должен был увидеть пожары в новостях. Когда он вернётся, он точно не позволит мне встречаться с тобой, так что, наверно, нам просто надо прекратить видеться сейчас, пока всё не стало слишком сложно.
Под внимательным взглядом Вольфа я сомневаюсь в искренности своих слов, но я не подаю вида. Я просто смотрю на него в ответ, твёрдо решив не отступать от начатого. Глубоко внутри же я чувствую, что погибаю.
– Твой отец против парней с длинными волосами, что ли?
Я чуть приподнимаю плечи:
– Если честно, он просто вообще не разрешает мне общаться с парнями.
Я понимаю, что никогда в жизни я не звучала так неубедительно, но осознаю, что ему будет тяжело спорить с правдой.
Выражение его лица остаётся прежним. Он просто кивает.
– Я понимаю. Вы живёте в его доме и всё остальное.
– Спасибо, – говорю я, тихо радуясь, что он не стал спорить.
Он поворачивается и делает пару шагов, потом останавливается и смотрит на меня.
– Некоторым правилам лучше не следовать. Если ты когда-нибудь захочешь встретиться, ты знаешь, где меня найти.
Я закрываю дверь, грудь сдавливает тревога, сердце глупо трепыхается, будто птица, запертая в слишком тесной клетке.
Так будет лучше, я знаю. Так будет проще всего, и я сразу же облегчённо вздыхаю, когда он исчезает вниз по дороге. Но одновременно меня мучает чувство, что только что случилось непоправимое.
Ночью, когда огонь перекинулся через Юбу, мы узнали о случившемся уже спустя какое-то время. Мы не думали, что огонь может пересечь реку, и не думали, что направление ветра может поменяться за одну ночь, и искры устремятся к нам, а не в другую сторону.
Звуки сирен и вертолётов, подлетевших слишком близко к деревне, будят меня на рассвете. Следующее, что я замечаю – это голоса мужчин, выкрикивающих команды. В моё полусонное сознание проникает слово «Эвакуация», и, открыв глаза, я смотрю на часы на тумбочке, но вместо них теперь только чёрный экран. Я пытаюсь включить лампу, но света нет. Должно быть, электричества нет совсем.