Свидетелем таких выходок я была множество раз, в детстве я думала, что виновницей всему была мама, то, что она поступает очень нехорошо. Со временем я передумала.
Всё это сложнее, чем кажется.
Что, если один человек зол, а другой человек его всё время игнорирует?
Что, если у человека, о котором тебе следовало заботиться, как ни о ком другом, есть проблема, но ты ничего не делаешь, чтобы помочь? Или вы делаете вид, будто не слышите этого вообще?
Сейчас уже за полночь. А я лежу в спальном мешке в темноте, свернувшись и обнимая подушку.
Мама вопит, отец молчит. И его молчание громче любого крика.
– Ты меня никогда не спрашивал, – заявила мама, – ты просто привез нас сюда, даже не посоветовавшись.
Отчасти я могу понять, почему он так поступает. Претензии мамы всегда одни и те же, ну приблизительно одни и те же. У нее всегда заготовлен стандартный бланк недовольств: ты не знаешь, чего я хочу, не слышишь меня и не заботишься обо мне.
Кроме этого, куча вещей угнетает ее. Например, таких, как этот пыльный дом, расположенный в какой-то глуши, полное отсутствие людей в округе, и мы, сводящие ее с ума.
Последнее обвинение больно ударило меня, заставив сильнее прижаться к подушке, как будто относилось только ко мне.
Не знаю, почему так.
Хотя… Знаю.
Потому что это действительно так, а я не хочу, чтобы это было правдой.
Даже не представляю, как мы будем лечиться от этого безумства. От этого некуда бежать.
После отставки из армии отец был совсем разбит. Поскольку до этого условия жизни ему диктовала армия: как поступить, во что верить, как быть. И только всё стало налаживаться, как появилась группа террористов, разрушивших наши иллюзии о системе безопасности в целом.
Видите? Отец ошибается, он ведет нас не той дорогой.
Мама никогда не была его сторонницей, и ему следовало бы это заметить.
Она с нетерпением ждала его выхода на пенсию, надеясь, что после сможет вернуться в школу и сосредоточиться на своей карьере.
Отец надеялся, что после переезда в эту глушь, мама будет обучать нас на дому, но ей никогда не нравилась эта идея.
Мама работала учителем на постоянной основе, у нее был собственный класс на втором этаже, и я знаю, ей нравилось, когда в этом классе было много студентов. Маму увлекала работа с необычными студентами, помню, как видела из-за ее плеча, как она осваивает на компьютере программу специального образования по обучению детей с ограниченными способностями, аутизмом. Она разрывалась между нашим новым домом и Калифорнийским университетом в Дэвисе (прим.: Институт расследований нарушений, связанных с неврологическим развитием), который должен был стать экспертом в области аутизма. Позже мама подала заявку на онлайн-обучение в этом институте.
Было больно смотреть на то, как мама всё же продолжала обучать меня и Иззи без особого интереса, особенно притом, что были дети, реально нуждающиеся в ее помощи.
Честно говоря, я вообще не уверена, что отец когда-нибудь по-настоящему слушал маму или хотя бы интересовался ее желаниями и мечтами. И судя по состоянию этого дома – совершенно не понимал, каково ей пришлось в детстве, и что она совсем не хочет возвращаться к удушающей бедности, о которой она хранила воспоминания. Мама прекрасно знает, что есть большие красивые пригородные дома, с шикарным ремонтом, с подстриженным газоном и чистой проточной водой, а что самое главное – это всё может принадлежать нам, только при условии, что отец как-то забудет о том, что мир умрет в следующий четверг.
И почему она не может желать того же, что и все остальные?
Отец заставлял меня вести тетрадь, где были сохранены все премудрости выживания. Я помню, как сделала самую первую запись в нём, как в тот момент отец внимательно смотрел на меня и объяснял произношение слов, это было на кухне вечером. Звучало это примерно так: «Выживание – это вера в свои способности вне зависимости от сложности ситуации».
Тогда мне было лишь восемь, и, если честно, я не поняла смысла его слов, хоть он и пытался объяснить. У меня были идеи, как например, если бы я заблудилась в лесу и смогла сама достать пищу и кров, или как если бы с моими родителями случилось несчастье, а я была бы в состоянии позаботиться о себе сама. В общем, я вроде поняла. А вроде и нет.
Есть кое-что, в чём я совсем не могу разобраться: неужели на Земле нет никого, кто хотел бы что-либо изменить и как-то спасти ситуацию? И совсем никого, кто мог бы обнять тебя и сказать, что всё будет хорошо?