сбыточных мечтаний теперь, похоже, будет с избытком... Сейчас же оставалось только наблюдать как его будут превращать в сексота. Секретного сотрудника... Звучит, между прочим... Ну давайте, приступайте, полицаи чертовы! И они приступили. Странное дело, обычно ему удавалось легко разбираться в людях этой профессии. Никакой загадки их вполне предсказуемые поступки для него не составляли. Тут же все повернулось с точностью до наоборот! Это они исследовали его как какого-то элементарного жука, а ему оставалось лишь пытаться хоть как-то огрызнуться. Чего только стоит сама форма вербовки! Прямо в лоб: давай к нам! Чего там? В бандитах - неправильно, а вот ловить бандитов - правильно! Попробуй, возрази такой логике? В конце концов, они завели его. То, о чем начинал задумываться он сегодня утром, теперь открывалось совсем в другом свете. Погибшие ребята, "Интерра", Владимир Алексеевич, Вагиз, его сомнения - все принялось крутиться в бешенном ритме. Внутри закипало и, когда казалось, что взрыв неизбежен, Твердиховский опередил его. Неизвестно, был ли это тонкий расчет или просто совпадение, но его жалкие внутренние реакции оказались буквально сметены выплеснутой прямо в лицо такой ненавистью, честной, справедливой яростью, что резко обнажившаяся от этого урагана правда со всей своей металлической отчетливостью встала перед ними. Он понял, что не прав. Не прав абсолютно и безнадежно. По некоторым вопросам не бывает размазанных ответов. Бывает только белое и черное, правда и ложь, добро и зло. И он оказался там, где на самом деле хотел оказаться меньше всего. Пелена, дурманившая голову последние девять-десять месяцев, спала. Исчезла, опрокинутая и разорванная. Исчезла навсегда. Они словно почувствовали этот его перелом. Стали говорить на убеждение, внятно, бесспорными аргументами. Очень хотелось сказать: "Да, ребята, я с вами...", но какой-то непонятный якорь намертво удерживал его от этого. Нет, это была не гордость. От нее уже не осталось к этому времени ни следа. Это был какой-то смутный, но в тоже время однозначный принцип. Он красной нитью, жесткой сцепкой проходил через все поступки Андрея с самых первых разумных лет, и изменять ему было нельзя ни в каком случае. Он никогда не будет прыгать из одной траншеи в другую. Нельзя бросать свой флаг и тут же поднимать флаг врага. Даже если враг прав. А они хотят заставить его сделать именно это. Сколько он читал о методах вербовки, но сейчас велся на полную катушку. Ведь то, что происходило с ним, не воспринималась как вербовка. Это было по-настоящему. Он чувствовал, как они твердо уверенны в своей правоте. Это вызывало зависть. Он похвастаться таким ощущением не мог никогда. Что-то подспудно шептало, грызло изнутри, наверное, на самом деле то, о чем он писал с большой буквы. И вот сейчас, когда есть реальный шанс все изменить, изменить кардинально, раз и навсегда, он не может этого сделать... Ему вернули пистолет. Похоже, он настолько потерял самоконтроль, что все его мысли ярко и красочно проявились на лице. А белобрысый оказался мастером своего дела! Эти люди превосходили его по всем параметрам. Потому что были правы. Отдали документы по сделке. Документы он передаст. Но что дальше? Сейчас ответить на этот вопрос он не мог. Ему как воздух было необходимо время. Время на тяжелые, мучительные раздумья. И ему его дали. Андрей вышел в коридор. Как будет то, что сейчас произошло, выглядеть в ее глазах? Как! Да все очевидно! Сломали. Легко и непринужденно. Они - настоящие, а он - простой ошметок смутного времени, кажущийся себе клыкастым и страшным, а на самом деле - убогий, серый, слабый, выросший как какой-то гриб, исключительно благодаря внешним условиям. И, следовательно, не имеющий ничего интересного внутри. Да-да, именно слабый! У него не было ни силы, ни смелости это понять самому. Не хватило даже смерти пацанов, понадобилось, чтобы его зажали в угол и как последнему кретину, по слогам, объяснили. Андрей вышел на улицу. Ему было чудовищно плохо. И не было ни одной души, к кому бы он мог обратиться за помощью. Он медленно побрел по улице, пытаясь успокоиться и выработать хоть какие-нибудь первоначальные действия. Ничего не получалось. Он привык разрушать замки, но не создавать их. А так хотелось создавать... Наверное, самое оптимальное - уехать, исчезнуть в какой-нибудь провинциальный городишко. Подальше. Начать все заново, найти нормальную работу, какую-нибудь скромную девчонку... Он вяло улыбнулся. Идиотство. Прятаться он не будет никогда! Не так устроен... Или же вернуться к Владимиру Алексеевичу, все ему рассказать? Нет, исключено. Это будет предательством в квадрате. Предательством самого себя. Вот этот вариант был пока единственным, что сразу выпал. Выбрать из остального, оказалось значительно сложнее. Он сел на лавочке в сквере. Мысли путались настолько, что он не мог не то что управлять, даже читать их. Все слилось в какой-то нестройный фильм знакомых образов. Наконец он понял, ему очень хотелось увидеть Ольгу. И тут же фильм приобрел четкость. Перед глазами, практически в живую появилась идиллическая картинка. Он, усталый и честный, возвращается со службы домой, она встречает в дверях с гордостью в глазах. С гордостью за него. Вот этого хотелось безумно. За это он отдал бы все. Но как раз проблема и заключалась в том, что у него не было ничего. Совсем ничего, кроме острой боли в голове и неразрешимых проблем. Он начал злиться. Никакого решения не приходило. Что нужно для того, чтобы этот дурацкий, бредовый фильм стал настоящим? Он с трудом выстроил цепочку шагов. Первый же шаг вызывал затруднения. Для того чтобы его совершить, надо было перешагнуть через тот принцип. Проклятый якорь! Чаша весов качнулась, но не перевешивала. Сможет ли после этого он оставаться самим собой? Кроме как опытным путем, установить ответ на этот вопрос было нельзя. Кто-то загородил и без того слабое солнце. Андрей очнулся, возвращаясь в окружающую его жизнь, на скамейку. Перед ним стояла пожилая женщина, практически старушка. - Вы ногу, пожалуйста, в сторону отодвиньте, я бутылочку возьму... - очень волнуясь, вежливо попросила она. Он рассеянно посмотрел туда, куда она показывала. Между его ногой и изгаженной урной на самом деле валялась бутылка. Горлышко было сколото. Что-то тронуло до глубины души. - Вы не учительницей, случайно, работаете? Она явно смутилась: - Я понимаю, стыдно, но... Его просто передернуло от этих оправданий, которые вызвал сам столь неуклюжим вопросом: - Что вы, что вы! Ради бога! Я совсем не то имел в виду! - он вскочил, не зная как загладить вину. Достал бумажник, тут же понял всю пошлость своего жеста, но останавливаться было поздно. Вынул какие были крупные рублевые банкноты: - Вот, возьмите, пожалуйста! Она с испугом посмотрела на него. - Возьмите, ради всего святого! Я здоровый, молодой, заработаю еще... - он запнулся, не зная что добавить еще, а она не протягивала руки. Наконец, добавил: - Это честные деньги... И тут же вспышка. Честные? Говоришь, честные? Однако на учительницу это, похоже, впечатление произвело. Она с улыбкой посмотрела на него: - Извините, вы так искренни, но я не могу... Тут столько много... У него сжалось сердце. В руке было тысяч пять - одно посещение бара с бильярдом. То, что раньше воспринималось им как простой фон, шум машин и что успешно фильтровалось, наконец, обрушилось на него, заставляя напрячь все силы, чтобы выдержать удар. И он выдержал его: - Я ведь от вас не отстану. Теперь. Андрей обезоруживающе улыбнулся. Она вздохнула и взяла. - А вы где работаете? Он улыбнулся еще шире, решение оказалось принятым само собой: - Да вот решил идти в милицию. Она округлила глаза: - Аккуратнее, молодой человек, там много плохих людей. - Это неправда. - твердо сказал Андрей. Он вспомнил решительность и внутреннюю силу Твердиховского. - И скоро вы это поймете... Он словно скинул гору с плеч. Легко зашагал по улице. Зашел в ресторан, с аппетитом поел. Только, когда пришла пора расплачиваться, вспомнил, что всю рублевую наличность отдал. Усмехнулся, вытаскивая доллары из кейса. Спустился в метро и из автомата позвонил по указанному номеру. Меланхоличный голос уведомил его, что с ним свяжутся. Он крикнул туда, что готов участвовать в операции и по "Интерре", на что получил ответ: "Ждите сигнала, на вас выйдут...". Но даже такая обидная не заинтересованность в его услугах, не могла сбить нового, мощного и очень оптимистического настроя. Такого запала у него давненько не было. Он вернулся домой. Посмотрел информацию, которую скинули специально для убеждения. Практически все было известно. Он знал даже больше. Однако осведомленность этих парней впечатляла. На следующий день с самого утра он принес бумаги шефу. Тот его хвалил. Планерка завтра в десять. Андрей пообещал не опаздывать. Появилось желание зайти в спортзал. Там было пусто. Лишь в углу, механически, словно машина, которая загоняет сваи, на мешке работал Слон. Андрей ощутил острую, просто физическую неприязнь. Это был враг. Слон, видимо, почувствовал его взгляд, обернулся. Андрей вышел из зала. Раньше времени связываться с ним было нельзя. Да и опасно в одиночку. Один на один с этим чудовищем, наверное, могли справиться лишь единицы. Например, личный телохранитель самого босса. Андрею хватило по поединку с тем и другим, чтобы понять ограниченность своих возможностей. Тогда он еще легко отделался несколькими серь