- Нет, сэр.
- А ты, сержант? - Виктор обратился к Драгову, который стоял, рассматривая носки кроссовок.
- Тоже нет. Сэр. Мне очень жаль. Это выглядит, как трусость с нашей стороны, но, сэр, у нас не было выбора, к тому же они отдали мальчишку...
- Почему не доложили о таком сразу, лейтенант? Задействовали бы мобильные группы, дроны, вертолет...
- Они знают наши имена и пригрозили, что если мы поднимем шум, то наши семьи...
- Майор, - Виктор повернулся к Пайку, - ваше мнение?
- Удивительная чушь. Сказочка для идиотов. Вас бы просто застрелили в таком случае: зачем надеяться, что вы ничего и никому не расскажете, хотя они прекрасно понимали, что случай выплывет наружу. Два мертвых патрульных в наши неспокойные времена — это, конечно, не обыденность, но и не самое удивительное событие. Почему они не стали так поступать?
- Не знаю, сэр, - ответил лейтенант, - но не могу их за это осуждать. Мы поступили верно: сохранили жизнь пацану и себе.
- Лейтенант, - Виктор подошел к нему вплотную и посмотрел в глаза, - вы считаете меня человеком, которому нельзя доверять? Человеком, который отвернется от вас в трудной ситуации?
Чейн промолчал, затем хотел что-то сказать, но сдержался. Виктор покраснел. Он примерно понял ход его рассуждений: доверять человеку, который предал свой народ и добровольно перешел на сторону врага, лейтенант не мог. Объяснять же ему, как обстояли дела на тот момент в действительности, он и сам не желал.
- Ясно. Словесный портрет этих людей сможете составить? - патрульные кивнули. - Регистрационный номер машины?
- Мы потом его проверили, - сказал Чейн, - машина числится в угоне.
- Согласны повторить показания под препаратом?
- Да, - ответил сразу же Чейн, а Драгов колебался несколько мгновений, но потом тоже согласился. Виктора это даже удивило: если они так легко согласились на «правдосказ», то, значит, кроме того, что струсили, а потом не сообщили об этом, ничего криминального не совершили. Нелепая и невероятная история. Пайк вызвал своих подчиненных и распорядился, чтобы патрульных увели и провели подробный допрос.
Они остались в кабинете вдвоем. Виктор вернулся к окну и достал из пачки еще одну сигарету:
- Какая-то ебанутая ситуация, майор.
- Согласен.
- И есть какие-нибудь мысли по этому поводу?
- Внятных нет, будем разбираться.
- Хорошо, пока идите. Мальчика отпустите, а то скоро родители начнут волноваться. Подарите ему кружку с символикой управления или что-то такое. Можете у Лауры взять. У нее есть запас.
- Да, сэр, - Пайк вышел, а Виктор сделал затяжку и выругался:
- Блядь! Ну, как можно быть таким тупым?
Он достал комм и сделал запрос по пропавшим детям за последние полгода. Дети периодически пропадали, большую часть из них находили целыми и невредимыми, он помнил о паре случаев сексуального насилия над подростками, но случаев того, чтобы кто-то пропал бесследно он не мог припомнить. Однако выборка из данных привела к неожиданному результату: имелось двенадцать заявлений о пропаже детей, мальчиков в возрасте от одиннадцати до пятнадцати лет, все одаренные, но дела по ним прекращены из-за того, что родители заявляли о возвращении своих отпрысков.
Виктор посмотрел на отчет: если дела прекращались таким образом, то не удивительно, что они не отложились в его памяти. Нет открытого уголовного дела — нет и внимания к случившемуся. Если судить по полученным данным и предположить, что мальчишек все же похищали, а потом возвращали в семьи, то возникал законный вопрос: а кому нужны сложности подобного рода?
Использовать детей в качестве материала для трансплантации органов — подобным грешили в Косово, и очень давно. Сейчас внешние спокойно выращивали любые органы в лабораториях, используя геном пациента, так что никаких проблем с отторжением не имелось, да и технология стала массовой, а от того не баснословно дорогой. Дети в качестве секс-игрушек? Тогда их вряд ли бы вернули в семьи. Полная бессмыслица. Или какой-то недоступный ему сложный заговор. Настораживали в этой выборке еще два момента: все мальчики — одаренные, ни одного косовара или серба, и то, что именно родители обращались с заявлением о прекращении дела. То, что его сотрудники далеко не гениальные сыщики, он знал прекрасно, но в то, что никого из этих двенадцати пропавших мальчиков они не смогли найти, он не верил.
Могут ли сербы задумать какую-нибудь пакость для его народа? Виктор не отвергал подобной возможности, но практического смысла в этом не видел: три-четыре десятка лет, и территория Урошеваца кардинально поменяет этнический состав естественным образом. Его народ и албанцы с территорий начнут умирать, а восполнить их популяцию смогут только сербские переселенцы. Растянутый геноцид — так назвали стерилизацию журналисты и репортеры ЕС, выступавшие против такого варварства.