– Вот! – радостно воскликнул он. – Идите сюда! Вы только посмотрите: это последнее, чего нам не хватало. Теперь мы обеспечены всем!
Они присели с ним рядом, умылись и вымыли руки в ручье. Вода была чудесно освежающей, прохладной. Они тут же напились и убедились, что вода вкусная, пропитанная лесом и землей. Намного лучше домашней воды из-под крана. Оливер поднялся.
– Теперь идем назад, – приказал он. – Предлагаю забрать остальных и сегодня же вернуться на плато. И тогда мы первую ночь на нашем острове проведем как дома… так сказать.
Дети слегка скривились на словах «как дома». Уж мог бы этот Большой выбрать более подходящее слово, такое, чтоб не ввергало их в тоску по дому; чтоб они проглотили его молча. Но, в конце концов, Оливер не был учителем родного языка и не мог так точно подбирать слова, как делают поэты. А в остальном он действовал доселе безупречно. Так что они его простили и в полном согласии пустились в обратный путь.
Зепп и Клаудиа
А детям, оставшимся на пляже, тоже было чем заняться. Лина и рыженькая разбирали рюкзаки. Они засучили рукава, а Лина даже связала свои косички под подбородком, чтобы не болтались и не застили взгляд при наклоне. Она сама себе казалась очень прилежной, когда раскладывала рубашки и носки и диктовала рыженькой:
– Три беретки, одна спортивная шапочка, капюшон от дождя…
– Не так быстро, – жаловалась рыженькая, – я не успеваю записывать.
Хорошенькая маленькая девочка с нежным лицом робко стояла рядом и накручивала на палец свой золотистый локон.
Лина строго оглядела ее с головы до ног:
– Ты же ничего не делаешь!
Хорошенькая опустила голову, потому что от строгого тона у нее моментально подступили слезы. К ней подошел мальчик в очках и коснулся ее плеча.
– Не надо так пугаться, – добродушно посоветовал он. – Она ведь не хотела тебя обидеть, да? – он вопросительно и слегка осуждающе взглянул на Лину.
– Ах, какая чувствительная, – обиженно сказала Лина. – Чуть что – сразу плакать. Ты всегда так делаешь?
Девочка отрицательно помотала головой.
– Ладно, оставь ее в покое, – посоветовал мальчик. – Она же тут самая маленькая.
Девочка наконец подняла голову:
– Если вы мне дадите делать то, что я смогу, то я сделаю.
Голос у нее был такой же нежный, как ее личико и вся ее изящная фигурка.
– Посмотри, – сказал мальчик, – не позаботиться ли тебе о нашем одеяле на ночь?
– Какое еще одеяло? И, между прочим, работу здесь распределяю я, – недовольно вставила Лина.
Мальчик поправил очки и спокойно ответил:
– Извини, я не хотел вмешиваться в твои дела. Меня зовут Зепп Мюллер, и я всего лишь хотел тебе помочь.
– Какое одеяло ты имеешь в виду? – спросила Лина.
– Я думаю, что ночью нам будет холодно спать под открытым небом. Самое лучшее будет всем лечь рядом, а наши пальто сшить в одно большое общее одеяло.
Лина поняла, что он предлагает.
– Ну хорошо, – сказала она маленькой неженке и достала из своего собственного рюкзака принадлежности для шитья: – Вот тебе иголка и нитки. И экономь, пожалуйста: неизвестно, сколько это продлится.
Маленькая подавленно смотрела на катушку ниток и хотела что-то ответить, но Зепп быстро отвел ее в сторону.
– Ты, наверное, не умеешь шить? – тихо спросил он.
– Не умею.
– У тебя, наверное, была нянька, которая все за тебя делала?
Малышка испуганно посмотрела на него.
– Камеристка, – сказала она.
– Камеристка? – не понял Зепп, уставившись на ее рот, из которого только что вылетело это неправдоподобное слово.
– И гувернантка, – продолжала несчастная девочка. – И еще горничные и учительница музыки…
– Ну, выкладывай давай, кто еще? – безжалостно потребовал Зепп.
Малышка сглотнула, слезы опять подступили к глазам:
– Еще управляющий, повар, два садовника и вся остальная прислуга…
– Прислуги не бывает! – решительно заявил Зепп.
– Бывает! – заверила малышка, радуясь, что превосходит его в познаниях. – Это такие же люди, как ты и я.
– Так, – мрачно заметил Зепп. – Да что ты говоришь! – Он гневно сверкнул глазами из-за очков: – Скажи еще, что ты живешь в замке!
– Да, – ответила она и снова виновато опустила голову.
– Да ты, поди-ка, еще и принцесса?
– Нет, всего лишь баронесса.
После этого разоблачения Зепп долго молчал, погрузившись в раздумья.