Люди, одетые в серые, черные и желтые одежды, бегут по коридору. Питер, приседая на ноги, делает выпад в мою сторону и наносит удар в живот. Я сгибаюсь пополам, но боль не останавливает меня — из горла рвется полустон-полукрик. Сгибаю левую руку и, бросившись на Питера, врезаюсь локтем в его лицо.
Один из Дружелюбных хватает меня под руки и, приподнимая, оттаскивает от Питера. Рана в моем плече пульсирует, но из-за адреналина я едва замечаю ее. Игнорируя ошеломленные лица Дружелюбных и Отреченных, даже Тобиаса и женщины, склонившейся над Питером и шепчущей ему что-то успокаивающим тоном, я все равно тянусь к нему. Не замечаю, что он стонет от боли и, что просит прощения за удар в живот. Я ненавижу его. Мне плевать, ненавижу.
— Трис, успокойся! — говорит Тобиас.
— У него жесткий диск! — Кричу я. — Он украл его у меня! Это он!
Тобиас идет к Питеру, игнорируя женщину на корточках рядом с ним, и ставит ногу на его грудную клетку. Затем достает из кармана Питера жесткий диск.
Очень тихо Тобиас говорит ему:
— Мы не всегда будем в убежище, так что это было очень глупо с твоей стороны, — затем он оборачивается ко мне и добавляет. — И с твоей тоже. Хочешь, чтобы нас выгнали?
Я хмурюсь. Один их Дружелюбных толкает меня в холл, придерживая за руку. Я пытаюсь вырваться.
— Что вы делаете? Отпустите меня!
— Вы нарушили условия нашего мирного соглашения, — говорит он мягко. — Мы должны следовать протоколу.
— Просто иди, — говорит Тобиас. — Тебе нужно остыть.
Я смотрю на лица в толпе. Никто не спорит с Тобиасом. Их глаза устремлены на меня. Я позволяю двум Дружелюбным провести меня по холлу.
— Осторожнее, — говорит один из них. — Здесь половицы неровные.
Моя голова пульсирует — признак того, что я успокаиваюсь. Слева седеющий Дружелюбный открывает дверь. Табличка на двери гласит: "КОМНАТА КОНФЛИКТОВ".
— Вы меня временно изолируете или что-то в этом духе? — сержусь я. Это так похоже на Дружелюбных: изолировать меня и научить очищающему дыханию и позитивному мышлению.
В комнате так светло, что я невольно щурюсь. Огромное окно напротив выходит в сад. Несмотря на это, комната кажется маленькой, вероятно потому, что потолок, стены и пол покрыты деревянными панелями.
— Сядь, пожалуйста, — говорит человек постарше, показывая на стул в центре комнаты. Как и вся мебель Дружелюбных, он сделан из необработанной древесины и выглядит крепким, будто до сих пор принадлежит земле.
— Бой окончен, — сказала я. — Этого не повторится. Не здесь.
— Мы должны следовать протоколу, — говорит самый молодой мужчина. — Пожалуйста, садись, и мы обсудим, что случилось, а потом позволим тебе уйти.
Все голоса такие мягкие. Не тихие, как голоса Отреченных, которые стараются никого не беспокоить. Мягкие, успокаивающие, низкие — интересно, это то, чему учат инициированных? Как лучше говорить, двигаться, улыбаться, чтобы установить мир.
Не хочу садиться, но приходится, поэтому я располагаюсь на самом краю стула, чтобы при необходимости быстро встать. Человек помладше стоит прямо передо мной. Крепления скрипят за моей спиной. Я оборачиваюсь — мужчина постарше копается в прилавке.
— Что вы делаете?
— Чай, — отвечает он.
— Я правда не думаю, что чай как-то поможет.
— Тогда скажи нам, — говорит молодой человек, привлекая мое внимание. Он улыбается мне. — В чем же, по-твоему, решение?
— Надо вышвырнуть Питера отсюда.
— А мне кажется, — говорит он мягко. — Что это ты на него напала, на самом деле это ведь ты ранила его руку.
— Вы себе даже представить не можете, что он сделал, чтобы заслужить это, — мои щеки снова пылают, мое сердцебиение отражается в мимике. — Он пытался убить меня. И еще одного человека, он ударил кое-кого ножом для масла в глаз. Он злой. У меня было право…
Я чувствую острую боль в шее. Темные пятна покрывают мужчину передо мной, затемняя его лицо.
— Мне жаль, дорогая, — говорит он. — Мы всего лишь следуем протоколу.
У мужчины постарше в руках шприц. В нем еще есть несколько капель средства, которое мне вкололи. Оно ярко-зеленое, цвета травы. Я быстро мигаю, и черные пятна исчезают, но мир все еще плывет перед моими глазами, как будто я раскачиваюсь на стуле.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает самый молодой мужчина.
— Я чувствую себя… — злой, собиралась сказать я. Злой на Питера, злой на Дружелюбных. Но ведь это не так, верно? Я улыбаюсь. — Я чувствую себя хорошо. Как будто плыву. Или качаюсь. А вы себя как чувствуете?