И я спрыгнул с тележки.
— Для штатского вы довольно смелы, — сказал, смеясь, вояка.
— Капитан, я умираю от жажды. Нельзя ли раздобыть стаканчик шампанского в этом краю дикарей?
— Может быть, в этом кафе!..
Мы залпом осушили бутылку, и я снова взбираюсь на подножку.
— До приятного свидания, доктор!
Это напутствие успокоило несколько подозрительных типов, шнырявших вокруг моего экипажа и заставивших меня решиться на эту комедию с выпивкой.
— Кучер, погоняй!
Мой возница, по-видимому, не знает, кого везет, и, кажется, подхлестывает только для того, чтобы получить на чай.
Нужно, однако, спешить.
— Лазаретная повозка!
По дороге я встречаю своих «коллег». В фиолетовых воротничках, с золотыми нашивками, они прогуливаются среди солдат, приготовляющих ужин или моющих пушечные лафеты.
Некоторые смотрят мне вслед, но кто узнает Жака Вентра? Борода моя сбрита, я в синих очках.
Я только что заметил в зеркале у витрины магазина бритое лицо с выдающимися скулами, бледное, как лицо священника. Спутанные волосы откинуты назад; физиономия неумолимого человека; вид сурового партизана. Они, наверно, принимают меня за фанатика, разыскивающего раненых не столько для того, чтобы им помочь, сколько затем, чтобы их прикончить.
— Раненые? — сказал мне один адъютант. — У нас их нет: врага мы добиваем, а у наших есть свои полковые хирурги, и они отправляют их на специальные пункты. Но если вы хотите подобрать эту падаль, вы окажете нам большую услугу; вот уже два дня, как она отравляет нам воздух.
К счастью, он замолчал... У меня потемнело в глазах.
— Один! Два!
Мы взваливаем «падаль» на тележку.
Солдаты сами тянут за повод нашу клячу и подталкивают колеса, лишь бы мы поскорее увезли эти трупы, заражающие воздух.
На одном из этих трупов, поднятом за кучей досок на дровяном складе, мухи кишели, как на дохлой собаке.
Их у нас семь. Тележка больше не вмещает; мой фартук — сплошная лепешка запекшейся крови. Даже сами солдаты отворачиваются, и мы свободно мчимся по этой стезе ужаса.
— Куда направляетесь? — спрашивает последний часовой.
— В госпиталь Сент-Антуан!
Здесь полно санитаров.
Я направляюсь прямо к ним и указываю на свой груз человеческого мяса.
— Сложите тела в этом зале!
Зал завален трупами. Дорогу мне преграждает чья-то рука; смерть захватила ее в жесте героического вызова, и она так и застыла, вытянутая, угрожающая, со сжатым кулаком, который, наверно, должен был опуститься на физиономию офицера, командующего расстрелом.
Они обыскивают свои жертвы. У одной из них находят классную тетрадь. Это — девочка лет десяти; ее закололи ударом штыка в затылок, а розовая ленточка с медным медальоном — так и осталась на шее.
У другой обнаружили табакерку из бересты, дешевые очки и бумагу, удостоверяющую, что она — сиделка и что ей сорок лет.
Немного поодаль лежит старик; его обнаженный торс выдается над грудой мертвых тел. Вся кровь вытекла, и лицо его так бледно, что выбеленная стена, у которой его положили, кажется рядом с ним серой. Его можно принять за мраморный бюст, за обломок статуи на гемонии[218].
Того, кто составлял списки убитых, неожиданно позвали опознать одного сомнительного. Он просит меня заменить его на минутку.
— Садитесь вот здесь, на углу стола.
Это дает мне возможность спрятать свой взгляд. Но иногда приходится отвечать на какой-нибудь вопрос и выдавать свой голос.
Составитель списка возвращается и усаживается на свое место.
— Вы свободны, благодарю вас.
Свободен! Нет, не совсем еще, но теперь уже скоро... или я погиб...
— Уходите, уходите же скорее, — шепчет в ужасе мой проводник. — Заинтересовались, кто вы такой.
К моему счастью, где-то поблизости убивают; они не хотят упустить такого зрелища, и все бегут туда.
Давка помогает нам незаметно выбраться.
— Стой! Кто вы?
Я извлекаю свою «погребальную» расписку.
— Проезжайте! Нет... постойте!
— Что там еще?
— Не отвезете ли вы на перевязочный пункт раненого солдата?
Еще бы нет!
Нам повезло! Мы спасены теперь. Я поддерживаю нашего солдатика и готов обнять его.
Он просит перевязать его... Ах, черт возьми!
— Нет, нет, не надо повязок, голубчик. Они не помогают!
Он настаивает. Ну что ж, перевяжу его... но только как бы он от этого не отправился на тот свет.
В конце концов мы его отговорили. Но чего ему еще надо?
218