доля представителей образованного слоя еще составляла свыше 90%, но к 1925 г. опустилась до 63%. Вообще же в первой половине
20-х годов их среди студентов еще было свыше половины, в 1925 г. по всем вузам страны их удельный вес составил 59,1% (189), во
второй же половине 20-х они стали составлять, как правило, меньшинство (190). Что касается социального происхождения, то во всех
высших и средних специальных учебных заведениях доля детей рабочих и крестьян выросла с 49,4% в 1921-1922 гг. до 55,9% в конце
восстановительного периода (191).
С 1928 г. социальной состав приема в вузы стал меняться еще более резко. Процент только рабочих (без крестьян) в приеме в 1926-
1929 гг. рос так: 40,0 - 42,7 - 49,8 - 60,0 (192). Во втузы Москвы в 1929 г. их было принято 67,7%, по всем втузам страны в 1930 г. -
76%, причем в отдельные институты еще больше (например, в МММИ 85,5%). По вузам Наркомтяжпрома прием рабочих в 1928-1932
гг. составлял 65-75% (см. табл. 68) (193). В 1933 г. процент "служащих" в приеме на дневные отделения опустился ниже четверти (см.
табл. 69) (194), представители интеллигенции могли, как правило, поступать на учебу лишь без отрыва от производства (под
"служащими" на этих отделениях учтены почти исключительно дети интеллигенции, поступившие работать, чтобы получить
возможность получить образование).
Соответственно изменился и состав всего студенческого контингента. Данные различных источников хотя несколько разнятся, но в
целом рисуют вполне однозначную картину. В 1928 г. среди студентов вузов доля представителей образованного слоя составила
48,9%, техникумов - 42,9%, в 1930 г. - 30 и 34,2% соответственно (195). В конце 20-х годов представители особо дискриминируемых
сословий (дворянства, духовенства и купечества) были представлены в вузах 0,3% и в техникумах - 0,8% (196). В индустриальных
вузах к началу 1-й пятилетки рабочих было 38,3%, крестьян 14,6, служащих и прочих 47,1% (197), а уже в 1931 г. рабочих во втузах
числилось свыше 75% (198). Уменьшение доли представителей интеллигенции вызвано было в эти годы помимо дискриминации еще и
тем обстоятельством, что именно тогда прием увеличился в 3-4 раза, и числа ее детей, желающих и могущих по возрасту поступить в
вуз, все равно не хватило бы для того, чтобы составить прежний процент в резко увеличившемся приеме. В целом за годы 1-й
пятилетки "служащие и прочие" составили в составе студентов от примерно половины в 1928 до менее, чем трети в 1933 г. (см. табл.
70-71) (199).
С введением в 1932 г. вступительных экзаменов и ослаблением "классового подхода" с середины 30-х годов доля представителей
интеллигенции среди студентов снова начала возрастать, но теперь это была уже новая советского интеллигенции - дети тех, кто сам в
начале 20-х годов поступал как представитель рабочих и крестьян. К этому времени в силу демографических причин абитуриентов из
лиц этой категории стало уже довольно много, и их число продолжало расти. В 1932-1936 гг. удельный вес рабочих снизился даже во
втузах с 65,2 до 38,7% (крестьян - почти не изменился: 6,5 и 6,6%) (200). Во всех вузах служащие и прочие составили 34,7% в 1931 г. и
44,4 в 1938 г., в техникумах - 23,8 и 18,6% соответственно (см. табл. 72-73) (201). На территориях, вновь присоединенных в 1939-1940
гг. за короткое предвоенное время произошел тот же процесс, что и на основной части страны за 1917-1930 гг. (202)
Послевоенный период характеризуется дальнейшим ослаблением тенденции "классового комплектования" вузов, что было связано со
значительным ростом среди абитуриентов детей уже советской интеллигенции. Само отсутствие данных о социальном составе
студентов за 40-50-е годы в советских публикациях свидетельствует о том, что он в эти годы мало соответствовал желаемому. Зато
потом эта проблема стала чрезвычайно беспокоить советских обществоведов (особенно с конца 60-х - начала 70-х годов) и, как
следствие, появилось множество публикаций данных, причем не только официальной статистики, но и полученных в ходе
специальных исследований, где выяснялось именно происхождение студентов, т.е. положение их родителей (а не "состав" по
принципу вузовской отчетности: "рабочих и детей рабочих" и т.д.). Исследований, впрочем было не так много, как публикаций, и
большинство ссылок делалось на одни и те же исследования по Свердловской области, Харькову, Минску, Костроме, Киргизии,
Ленинграду и данным межрегионального исследования 1977-1978 гг. Обращает на себя внимание, что итоговые данные по всей стране
- по всем видам обучения и типам вузов (как по приему, так и всему составу студентов) в открытых публикациях практически
отсутствовали (203). Те данные, которые можно привести (см. также табл. 74, 75, 76) (204), свидетельствуют, что доля представителей