А теперь впервые в жизни и карьере ей хотелось рвать и метать. По-настоящему, до крови, до сломанных ногтей. Рвать и метать, рвать и метать. Она соединилась с Татаки и заорала, оглушая подругу:
— Татаки, назад! Стой, дорогая! Балагур погиб, его на кусочки разделали, а его хваленых Шаротов тонким слоем раскатали по своду подземки. Похоже, эта демонова единичка, даже если мы всей группой нападем, уделает нас так, что и выдохнуть не успеем. Вот полюбуйся на выводы искина после его боя с Пантом.
И она выслала Татаки анализ первого главного искина десантного бота Злой-42.
— Интересненько, — только и сказала в ответ молодая девушка с игровым именем Лезвие, а ее чувственные прекрасные губы тронула легкая улыбка. Это не очень понравилось старшей.
— Нет, Арис, нет. Ты что не слышишь меня? Пожалуйста, прислушайся к моим словам, девочка, и поверь — он нам не по зубам. Хотя знаю я тебя, все равно не отступишь. Но ради нас всех забудь о захвате! Мы уже отыграны, и хозяйка, ты же понимаешь, нам не простит. Мне позарез нужна информация, нам всем очень, очень нужна информация. И пока я вижу только единственный шанс на выживание, это аннигиляция Злого-42 и прятки на этой планете. Делай выводы, подруга, делай выводы…
— Принято, старшая. Все поняла. Не стоит так переживать, я не подведу нашу группу.
А уже минут через десять она увидела яркий свет и на рефлексах вовремя подстроила глаза. Приостановившись, девушка-боец привычно прислушалась к себе. Пока опасности она не ощущала. Стараясь действовать предсказуемо, медленно залезла на платформу. Сделав несколько медленных шагов, она, наконец, увидела его и ощутила, как пробежали мурашки по телу. Парень примерно ее возраста, красивый, как бог на старых полотнах, расслабленно сидел на белых мраморных ступеньках и игрался мелкими камешками. Увидев ее, он медленно поднялся, элегантно поклонился, сверкнув бездонными глазами цвета летнего неба, и улыбнулся.
— Боги Кросанты, — прошептала Арис Татаки по прозвищу Лезвие.
***
«Наконец-то», — подумал Алексей, когда на перрон взобралась хрупкая фигура в облегающем, словно вторая кожа, черном одеянии. Девушка с фигурой Афродиты сделала несколько осторожных шагов и развернулась к нему. Алексей сразу понял: пропал. Он утонул в этих черных омутах, умер от удара в самое сердце инопланетным купидоном. Пожалуй, такую, подобную волшебству, красоту он видел всего единожды — там, в аэропорту, и звали ее Софья. Алексей даже дышать не мог, он только сглотнул и демонстративно убрал свое пока еще непоколебимое стрелковое преимущество, Судью.
Хрупкая Богиня потупилась и даже нахмурилась.
Алексею сразу подумалось:
«Странно, что свет не померк», — и тут он услышал ее голос.
— Почему ты убрал винтовку? — неожиданно спросила богиня из космоса.
От мелодичного тембра ее голоса Алексею и вовсе поплохело. Он поймал себя на мысли, что хотел бы подарить этому совершенству все цветы Земли, да и свою душу в придачу, если бы ее взяли. Наверное, по дурости, но почему-то представилось: вот если бы ее в этом одеянии на коньках выставить в центре ледяного катка где-нибудь в Японии, наверное, этого было бы достаточно, чтобы получить максимальное количество баллов без всяких там тулупов, лутцев и акселей.
Собрав все силы, он все же нашелся и сказал, как чувствовал, пожимая плечами:
— Убей меня, если тебе так надо, но я не буду в тебя стрелять.
Было заметно, как это высказывание, словно ветер, колыхнуло девушку. И тряхнув копной великолепных волос, словно отгоняя наваждение, она в два прыжка, будто кошка, сшибла Алексея с ног, упав на него, и приставила кинжал к горлу. И опять она сказала необычное, прежде всего для себя:
— Постой, что ты делаешь?
Парень улыбнулся, словно кинжал ей в сердце вонзил. Лишив тем самым воли, дернул плечами и с придыханием, смотря прямо в глаза, сказал:
— Ничего крамольного. Перед смертью обнимаю самую красивую девушку во всей вселенной.
Татаки прерывисто вздохнула, хохотнув, и принялась, слегка отстранившись, разглядывать Алексея.
— Да ты не обнимаешь, ты держишь руки на моей попе, сумасшедший.
Парень покраснел, но при этом твердо посмотрел в глаза.
— Ой, извини, само получилось, — и переместил руки на талию этой невероятной девушки, подумав: «Как хорошо, что я лежу! Ведь теперь я точно понимаю выражение сногсшибательная красота».
— А у нахала есть, чем выкупить свою жизнь? — как-то незло, скорее даже игриво спросила сорок вторая и слегка надавила на кинжал.
— Есть, конечно, — коротко сказал Алексей, все так же лучезарно улыбаясь, совершенно не обращая внимания на царапину и крошечную каплю крови, выступившую на шее. Соприкасаясь с этой невероятной, великолепной девушкой, он не только чувствовал всепоглощающее возбуждение. Он ясно ощущал ее давнюю и самую сильную травму, хранящуюся у нее, как самая ценная реликвия, в виде двух сломанных кинжалов ее отца. Его даже посетило видение, щедро сдобренное густым туманом. Но он достаточно увидел: как мощный воин в прыжке всаживает свои кинжалы в какой-то огромный шар, а затем плачущую маленькую девочку-подростка, льющую слезы над обломками оружия своего отца и трогательно прижимающую их к груди. А еще он… нет, не увидел, а очень хорошо осознал, до боли диафрагмы прочувствовал всю глубину безвыходной пропасти, в которую угодила эта группа, провалившая охоту на него самого.