Кризис евро вызван, на мой непросвещенный взгляд, тем же, чем и кризис доллара двухлетней давности: жизнью не по средствам и инфляцией доверия — основного социального капитала западной цивилизации и ее важнейшей скрепы. Проще говоря — растущим гедонизмом, халявой и (само)обманом. Безусловно, это тревожный знак, указывающий куда-то вглубь — в сторону моральных оснований западной экономики. Мы лишний раз убеждаемся: в последнем счете экономика — часть культуры и держится она на постоянном усилии, вошедшем в привычку, на том, что называют трудовой этикой. Да еще на неких фундаментальных, негласных конвенциях, задающихся культурой, на правилах, которые признаются большинством. Запад столетиями накапливал этот моральный, социальный капитал. В последние же четыре десятилетия он его только тратит. В этом и нужно искать основную причину кризиса, хотя он, вероятно, вызван также циклической природой экономики и, быть может, чем-то еще. Можно предположить, что к 2008–2010 годам моральное обеспечение западной экономики перестало отвечать потребительским аппетитам большинства, и плотина оказалась прорванной в обоих центрах западного мира.
В Европе этот прорыв закономерно произошел на южной периферии — в Греции, хотя с еще большей вероятностью он мог бы произойти в одной из стран европейского востока, точнее юго-востока, например, в Болгарии или Румынии. Так не случилось, скорее всего, потому, что эти две страны вошли в ЕС последними — в 2007 году и не успели как следует подсесть на европейскую халяву, которая кончилась (кончается) вместе с кризисом (Греция же вошла в ЕЭС еще в 1981-м). Хотя в Румынии уже снижают пенсии и недавно там были демонстрации пенсионеров. В соседней Венгрии тоже плохо: вслед за Грецией ее накрывает долговой кризис. Плохо в Испании, Португалии и Ирландии. Испания бьет рекорды по безработице: на бирже труда состоят почти 20 процентов испанцев — это в два раза выше среднеевропейского показателя.
За 18 лет, истекших с момента появления ЕС в Маастрихте, Европа не стала внутренне единой. Она довольно четко делится на коренную, «первую» и присоединившуюся, благоприобретенную. Это, в сущности, две Европы: одна впервые оформилась еще при Карле Великом — ее составили будущие Германия, Франция, страны Бенилюкса и Италия. Общая — католическая — вера, общие социум, политика и культура, общая городская, бюргерская цивилизация. Общая преемственная связь с Римской империей, с ее правовой традицией. У другой Европы — другая история, несравненно более сложная и трудная. За спиной греков, болгар и отчасти венгров и румын — турецкое рабство, а затем долгое политическое самоопределение. Испания и Португалия до своего вступления в ЕЭС (1986 год) поставляли «первой Европе» гастарбайтеров и были ее экономическим придатком. И так далее.
Естественно, все это не могло не сказаться на ценностях и привычках сознания. Формальные различия могут в той или иной степени стираться и стираются, но под ними — то, на что воздействовать намного труднее: ментальность. Она меняется в последнюю очередь, однако если меняется она, то меняется все остальное. До этого дело в Европе, конечно же, не дошло. В той же Греции, например, существует развитая теневая экономика. Страна теряет рабочие места, которые переносятся в соседние страны бывшего Восточного блока с дешевой рабочей силой.
Европа начинает напоминать пирамиду, верхние, неустойчивые слои которой осыпаются. В худшем случае она может вернуться к исходному альянсу шести или девяти, то есть ограничиться устойчивым основанием. Европейский политический процесс может замедлиться на неопределенное время. Или даже остановиться. Наихудшее же — срыв этого процесса, крушение евро, возвращение немцев и французов к своим историческим валютам и дезинтеграция ЕС. Старая Европа может не вытащить новую и благоразумно сбросит ее с плеч. Еще один вариант, который справедливо считают маловероятным: Европа форсирует политическое объединение и вводит жесткий режим экономии для всех, в первую очередь, для европейских аутсайдеров, превращаясь в сверхгосударство и ограничивая суверенитеты членов ЕС.
Это были естественные сомнения. В целом, однако, я остаюсь сдержанным оптимистом. Не думаю, что в обозримом будущем мы станем свидетелями распада ЕС. Разве только мировой кризис приобретет лавинообразный характер. Тогда он сметет общеевропейский дом, как, впрочем, и многие другие «строения». Но это из разряда черной футурологии. Скорее всего, европейцы будут всеми силами стараться удержать достигнутый уровень европейского единства: хотя бы потому, что порознь все они проигрывают — даже Германия и Франция. Единая Европа с ее почти полумиллиардным населением и экономикой, по мощи сопоставимой с американской, является одной из опор нынешнего мирового порядка, обрушение которой способно подорвать глобальное равновесие. В этом не заинтересована не только Европа. Совсем недавно Китай выразил готовность выделить Европе 630 миллиардов долларов. Да и США, я думаю, не останутся безучастными наблюдателями европейских перипетий. Прецедент — план Маршалла — уже имеется...