Обама высказался, скорее, в духе европейского либерализма, то есть едва ли от лица всех либералов Соединенных Штатов. О консерваторах и говорить нечего: они будут решительно против мечети возле мемориала. А если добавить сюда, что Америка при всем ее историческом динамизме консервативнее Европы и гораздо осторожнее, чем последняя принимает определяющие ее историю решения (например, поправки к Конституции), то Обама и его сторонники в этом вопросе столкнутся с широким фронтом противников — в том числе и из среды демократов. Так мне кажется.
Если же, вопреки моим ожиданиям, культурный центр и мечеть будут все же построены, то этот факт можно будет рассматривать как знак существенного, если не принципиального сдвига Америки к европейской модели толерантности и, как выразился бы американский консерватор Патрик Бьюкенен, к краю гибели. Сам я в своих скромных оценках так далеко не захожу, хотя мне и понятна тревога Бьюкенена.
Обама пытается решить исламскую проблему путем известного компромисса: он обещал вывести американские войска из Афганистана и собирается это сделать. И вот сейчас — мечеть рядом с Ground Zero. Похоже, стратегия Обамы и его администрации направлена не столько на жесткое и превентивное противостояние врагам демократии, сколько на поиск возможных союзников, тех, кого можно вырвать из враждебного лагеря. Разумеется, это не исключает непримиримости в отношении терроризма, но новый акцент очевиден. Что касается ислама, то Обама исходит из той презумпции, что ислам — религия мира, а не войны и что радикальный ислам, скорее, болезненное отклонение от сути этой религии, нежели ее естественное проявление.
Мне все же кажется, что ислам сейчас на перепутье. Он еще не определился в отношении своего места в современном мире: противостояние или интеграция, и если последняя, то насколько глубокая? В силу своей культурной неоднородности, разбросанности в разных частях света и исторических различий страны ислама по-разному смотрят на эту проблему. И заодно на свою веру. Наряду с идеологизированным ближневосточным исламом есть уже модернизированный турецкий и малазийский. А в ортодоксальном арабском исламе есть такая страна, как ОАЭ, где допускается существование не только сикхских гурдвар и индуистских мандиров, но и христианских церквей — неслыханное для ислама послабление для иноверцев.
Ислам на распутье еще и потому, что из всех ныне существующих цивилизаций он с наибольшим недоверием относится к западным ценностям и связанным с ними глобализации и модернизации. Многие мусульмане, возможно, справедливо опасаются, что в случае торжества глобализации произойдет цивилизационный коллапс исламского мира. Дело в том, что исламская цивилизация гораздо сильнее, чем другие цивилизации подчеркивает свою религиозную идентичность. Вплоть до последнего времени, за некоторыми исключениями, религиозное и светское были соединены в странах ислама нерасторжимой связью, и светской жизни в западном понимании этого слова в них не было. Секуляризация для мусульман все еще проблема. Они движутся в будущее маленькими шажками и крайне осторожно. Отсюда понятна болезненная или даже негативная реакция части мусульман на процессы осовременивания.
Обама исходит из того, что готовые к известным переменам умеренные мусульмане составляют большинство правоверных и нужно идти им навстречу. Они не угрожают культурным основаниям Запада. Они готовы встроиться в новый мир в форме мягкой автономии. Не следует их отталкивать. Более того, нужно идти им навстречу, демонстрируя доверие и доброжелательность, и первыми подавать руку — вплоть до определенных, непринципиальных уступок. Это единственная приемлемая альтернатива вечной войне с терроризмом.
Западные оппоненты Обамы более скептичны: «Есть умеренные мусульмане, но нет умеренного ислама!» — говорит нидерландский политик и один из лидеров сохранения европейской идентичности Гиирт Вилдерс. Его тоже можно понять: в Европе мусульмане чувствуют себя более уверенно, чем в США. Их европейская «натурализация» имеет более долгую историю. Там уже тысячи мечетей: только во Франции их полторы тысячи. А в северном, небольшом Хельсинки их девять... Быть может, Европа — это возможное будущее Америки, и тогда последней следовало бы учитывать европейский опыт взаимодействия с исламом?