Рубеж XVI–XVII столетий в России привел к Смуте, из которой Россия не без труда смогла выйти благодаря нетипичной для нас активности народа, то есть благодаря чему-то экстраординарному. Около 1000 года Западная Европа экзальтированно ждала конца света, а около 1100-го, в 1096 году, начинаются крестовые походы, открывшие европейскому Западу иные цивилизации и ставшие одним из предвестий его нового цивилизационного подъема.
Межвековой рубеж как бы притягивает к себе, стягивает на себя полотно истории, отбрасывая тень влияния в обе стороны — на предшествующие ему и следующие за ним годы и ближайшие десятилетия. Судя по предыдущему опыту, его притяжение может распространяться на три десятилетия назад и вперед.
Безусловно, «правило рубежа веков» действует не столько объективно, сколько опосредованно — через общественное сознание, точнее подсознание, которое во многом обусловлено способом восприятия и организации человеческого времени — темпоральной сеткой, наброшенной на текущую во времени реальность. Современная темпоральная сетка унаследована нами от христианской философии истории и историографии. Ее отправной момент — Рождество Христово, от которого отсчитывается время нашей эры. Это линейное, векторное время — в отличие от циклического, мифологического, безличного времени античности. Век — Saeculum — его наиболее масштабное деление. Каждый момент на этой линии — неповторимый и преходящий. Это обусловливает экзистенциально-личное переживание времени, его очеловечение. Равно как и его исторический характер. Это время судьбы. Психологизация времени и аналитика времени стали неотъемлемыми свойствами современной цивилизации, остающейся в этом смысле христианской. Отсюда и моя гипотеза: историческое время не может быть вполне независимым от общественного (под)сознания. Двухтысячелетнее обыкновение жить по столетиям не может пройти бесследно. Это вовсе не означает, что мы хозяева времени. Возможно, мы станем ими, если научимся контролировать мир подсознания, то есть себя. Пока же то, что происходит с нами, во многом наведено нами же. Но это не осознается, а представляется чем-то внешним по отношению к нам. Хотя еще не поздно осознать: человечество, ставшее планетарным — геологическим и климатическим — фактором, уже неотделимо от всего остального и именно оно сейчас определяет положение дел и, в конечном счете, будущее планеты. Если исключить катастрофы космического происхождения.
Теперь снова о точке миллениума. Это не просто очередной рубеж столетий, это, повторю, двойной рубеж. То есть это более чем серьезно. Тема апокалипсиса, варьирующаяся сейчас на все лады — вовсе не тривиальный алармизм, как думают иные. Это выражение обоснованной тревоги по поводу нашего общего будущего, над которым необходимо размышлять сейчас и за которое нужно бороться сейчас.
Апокалипсис уже здесь. Он вплетен в наши будни, он незаметно присутствует в каждом мгновении нашей жизни. В некотором смысле мы все внутри апокалипсиса. К тому же это не однократное событие, а процесс. Это несколько растянутая во времени и ограниченная им трансформация — возможно, не только историческая, но и природная, экологическая — чтобы было понятней. Какой она будет — это зависит от нас: от наших повседневных привычек, образа жизни, а главное — от статуса нашего сознания, которое сейчас определяет будущее. «Всесильные» деньги здесь не определяют ничего.
Апокалипсис — это колеблющиеся чаши мировых весов. Это развилка. Это не только возможность ужаса и самый ужас, как часто думают. Это еще и возможность избежать его посредством создания нового мира. Это реальная и последняя возможность спасающего обновления. Апокалипсис — это шанс.
И в «Откровении Иоанна Богослова» — последней книге Библии, из которой к нам пришло это слово, — «апокалипсис» (в переводе с древнегреческого это и будет «откровение»), речь идет не о фатальной запрограммированности Конца, но о том, что он является следствием добровольного и постепенного — шаг за шагом — отступления от Бога большей части деградирующего человечества. Апокалипсис как Конец — дело не чьих-то, а наших рук. «Откровение» — это пророчество о том, что будет с людьми в том случае, когда они окажутся не теми, кем они могли бы быть, когда они опустятся ниже своего призвания. Настоящее пророчество — это предупреждение, а не констатация неотвратимости какого-либо события.