— Заявление Чулпан Хаматовой я воспринял спокойно и с пониманием. Я не требую от Хаматовой и Коляды героизма. Героизм — это личное решение каждого. Меня спросили недавно в Facebook, буду ли я участвовать в палаточном городке, который появится на эспланаде после выборов 4 марта, когда Путин будет избран президентом России. Я ответил, что, к сожалению, нет. Просто потому, что мне не хочется терять работу, это хоть какие-то деньги. Я могу читать и слушать в Интернете, а если у меня не будет работы, я не смогу это делать. Тогда сопьюсь, не ровен час. Я не смогу это сделать и по ряду физических причин, я уже не молод. Но я буду сочувствовать.
Не всем дано быть героями. Зачем требовать от красивой женщины, которая делает все, что она может для детей, большего? Это просто нетактично. И Николай Коляда делает то, что может. К тому же Чулпан Хаматова зависит от ВВП, он реально ей помог. Если бы не он, у нее не было бы дотаций. Это жизнь. Надо сместиться в середину, не надо призывов: «Кто не с нами, тот подлец». Зачем? Это радикализм. Другое дело, что на митинг-то я выйду. На митинги против этой власти я хожу и буду ходить. Это «героизм», на который я способен. Эта власть аморальна, и она должна смениться нормальными людьми, не запачканными коррупцией.
— Антипутинская оппозиция говорит о том, что надо добиваться второго тура президентских выборов. Все-таки в первом или во втором туре победит Путин, на ваш взгляд?
— Я думаю, что он победит в первом туре. Я в этом даже не сомневаюсь. Если не победит, то все равно напишут, что победил. Хотя он может позволить себе и второй тур. Вот если бы Явлинский участвовал, тогда другое дело. А так — Путин победит в первом туре.
— Сейчас очень активно развивается институт общественных наблюдателей. Насколько этот инструмент действенен?
— Я думаю, что можно обойти любые препятствия, которые, казалось бы, обойти нельзя. У нас ведь Чуров — волшебник, он все может. При очень большом желании, если они поймут, что Путин действительно не выигрывает (а они мониторят ситуацию все время), что не хватает каких-то жалких 100 тысяч, то они все переделают, все равно пойдут на нарушения. Если не посредством фальсификаций и вбросов, то посредством тотального давления на всех, кто от них зависит. По России катится вал агитационных собраний и незаконного давления на избирателей. Они все равно будут вести себя нечестно и подло. И никакие общественные наблюдатели им не помешают. Это такая власть. Падшая власть.
— Перспективы, конечно, туманны, и очень сложно прогнозировать, что будет дальше, но все же...
— Если у нас и есть перспективы, то они связаны с теми людьми, которые составляют сейчас 15% населения. Если их число будет расти, тогда у нас появляется шанс перейти от традиционного для России авторитаризма в новое историческое состояние, которого мы никогда не переживали — гражданское состояние, состояние реальной демократии, отличное от сегодняшней имитационной, как небо отлично от земли.
— Насколько адекватно сегодня выдвижение лозунга парламентской республики в России?
— Мне это кажется неадекватным. У нас очень мало времени, оно сжимается, как шагреневая кожа. Если мы не успеем обновить Россию за ближайшие 10–15 лет, дальше уже будет поздно, у меня такое ощущение. А парламентарная республика, это, знаете, как с либерализмом. Где появляется либерализм? Там, где есть либеральный человек. Если его нет, либеральные процедуры в нелиберальном обществе чреваты еще одними 90-ми. Мы к этому не готовы. Из демократии в 90-х вышел бардак и вседозволенность. То же самое и здесь. Парламентарная республика — это, конечно, хорошо. Европа может себе это позволить, потому что там живут нормальные, рациональные, законопослушные и внутренне тренированные люди. Мы через этот тренинг, эту дисциплинарную революцию в свое время не прошли. У многих из нас плохо с внутренней дисциплиной. Мы пили и пить будем, мы лидеры по суициду. Поэтому парламентарная республика — это в обозримом будущем нечто нереальное.
— Что будет, на ваш взгляд, реальным требованием?
— Адекватным лозунгом будет президентская республика с измененной конституцией. Полномочия президента надо сократить до минимума, но до такого минимума, который позволял бы нашей власти быть сильной. Нынешняя Россия не может позволить себе роскошь иметь слабую власть. Европа может, а мы нет. Потому что там сами люди поддерживают власть, сам человек является источником стабильности. У них там стабильность внутри. Здесь я согласен с А. Кончаловским: мы все еще не готовы к чрезмерной свободе. Но дальше я с ним не согласен. В его взглядах сквозит откровенный фатализм. Такая, мол, у нас карма, ничего не поделаешь. По Сеньке и шапка. Я вижу, напротив, что мы реально меняемся. В особенности за последнее двадцатилетие. Я чувствую, что время сжимается, что оно работает на нас и против кармы. Я надеюсь, что Россия и дальше будет развиваться по тому же руслу, что мы не сорвемся в социальный психоз, как египтяне или сирийцы. Россия — это одно. Арабы — это другое.