ВЯЧЕСЛАВ РАКОВ
Раков Вячеслав Михайлович родился в 1953 в Перми. Преподает в Пермском государственном университете. Публиковался в журналах "Несовременные записки".
* * * (1995)
Нелюбовь разлита вокруг,
Как аннушкино масло.
Над ней старческие губы
Фёдора Тютчева
Трудно исповедуют
Чудо совпадения,
А над теми губами -
Невозможное обыкновение любить.
* * * (1994)
Век снялся в полный рост, как Дон Кихот в Мадриде.
Его дурная кровь пошла под объектив.
Туземцы синема, вы только посмотрите,
Как в ваших городах играет аппетит.
От дробной беготни тихонько едут крыши,
А почерк здешних душ поймал ещё Лотрек,
И как тут не понять мимоидущей риши,
Что этот Дон Кихот - опасный человек.
Сэр Чарли, дорогой, не стоит время денег,
Как их не стоит твой горячий котелок.
Над веком, в небесах, прервали Agnus Dei,
И Божий гнев вот-вот проломит потолок.
Век, точно колобок, ушёл от папы с мамой,
Но кто я, чтоб зазря читать ему мораль?
Он докатился до маразма и до манны
И на любой исход бумаги намарал.
Он виден сам себе, он первый из ретивых,
Весь в пене для бритья, в тревогах и в дерьме.
Что ж, век, крути кино, кроши своё огниво,
А что потом - ни ты, ни я, ни бе, ни ме.
* * * (1995)
Нас сглотнул, как слюну, европейский восток,
И вольн же нам спать в этой дымной утробе,
Пропуская, как дети, последний урок,
И последнюю смерть, и ещё в этом роде.
Жить? Но это легко рассказать воробьям.
Мы прижаты к горам и, похоже, к канатам
И расслышим любви прободающий ямб,
только если слова не обложены матом,
Если льдинка в глазу, состоящая из
Узкогубых обид и благих пожеланий,
Вдруг свернётся в слезинку за всех бедных лиз,
Положивших себя в карамзинские длани.
Может быть, мы ионы нечистых кровей,
И подобный пустяк нам мешает родиться,
Или - братья по стуже уральских полей,
По оранжевой стуже, разыгранной в лицах?
Как бы ни было, - где же ты, где же ты дверь?
Мы проснуться хотим, но не в сон и не в чрево.
Мы страдали и что? Нам считаться теперь,
Начиная опять с ахиллесова гнева?
* * * (1994)
Век Медичи, холстов и свежих переплётов,
Как сахар-рафинад, твоя латынь чиста.
Над ней корпят без сна, её хватают с лёту,
Чтоб вместо «Отче наш» нашептывать с листа.
Твой Козимо рулит, и твой Фичино бродит
В платоновых садах счастливым горбунком,
Все пассии твои приверженны природе,
Оправленной в слова и тронутой медком.
Вам, кто глотал слюну при виде инкунабул,
Кто цвел в Аркадии и всё копил ума,
Уже не разобрать за вашей колоннадой,
Что шутки кончились и на дворе зима,
Что гонором своим вы провалили драму,
Что вас давно несёт пустая канитель.
И где вам замолчать - вы сроду не Палама,
Чем правильней мозги, тем неизбывней хмель.
Вы не повинны в том, что не читали Канта,
Но вы не мальчики и кинулись в поход,
Тот, головной, где вас пристукнет фолиантом
Лукавый древний дух. И суд его поймёт.
В дворцах Флоренции прогретой почвы комья.
О, бремя книжности, как нам тебя снести?
Прощайте, мальчики, я вас в упор не помню
и только землю захвачу в горсти.
* * * (1995)
По рунам руки, по свечению глаз
Судьба или крест, вы находите нас.
За край светотени, за кромку ума
Ведут три ступени, и первая - тьма.
Ты только не бойся, малышка-гаврош,
Ты умер уже и цена тебе грош.
Найдёшься ответить, коль спросят :«Ты чей?»,
Значения сходят, как тело с костей.
Ты сдался, хороший, ты взят на ура,
Не чувствует ноши твоя детвора.
Ты будешь последний в весеннем саду,
Ты будешь под бредни нести ерунду
И, взор соколиный вперяя в свой след,
Увидишь, что глина прозрачна на свет.
* * * (1986)
И всё-таки поверь, и всё-таки останься,
Поломанный Иов, приятель заводной,
Свободной боли бег и слуха нарастанье,
И сказано в ответ: «Ты с миром заодно».