— Нуте-с, нуте-с...
— На юге Акмолинской области еще хранится немолотый хлеб урожая тринадцатого года! Крестьяне говорят: «Берите», но не хотят везти за сотни километров, чтобы получить приблизительно по восемьдесят копеек за пуд по твердым ценам. В Новгородской губернии на протяжении вот уже многих месяцев результат деятельности заготовительных органов равен нулю, а между тем из этой губернии даже сейчас мешочники-спекулянты вывозят сотни, тысячи пудов по двести рублей за пуд! Я не буду затруднять ваше внимание другими примерами. Все это очевидные факты.
— Безусловно, — согласился Ленин.
— Поэтому, — продолжал Рыков, — от имени областных продовольственных организаций я предлагаю следующее, — он наклонился, достал из портфеля заготовленный листок и, опять распрямившись, заговорил, растягивая начала слов: — Установить плату за провоз хлеба, считая твердые цены франко-амбар, то есть фактически увеличить их. Второе. Установить временно премию за провоз хлеба. Третье. Сосредоточить все дело в руках государственных органов, представителей Комиссариата продовольствия, местных продкомов (не менее одной трети мест) и других.
— Как понимать «и других»? — спросил Ленин.
— Сейчас поясню. Четвертое. Привлечь к заготовке хлеба кооперативные органы, а где они недостаточно развиты — частные торговые общества.
— Ого! — иронически заметил Цюрупа. — Вот это и есть «и других»?..
— Я повторяю: надо реально оценивать обстановку! — оборвал его Рыков. — Пятое. Установить твердые цены на предметы первой необходимости (главным образом на мануфактуру). Это, как вы понимаете, также дает выгоду мужику в товарообмене и косвенно поднимает цены на хлеб.
Ленин одобрительно склонил голову и черкнул что-то на своем листке.
— Наконец, шестое. Ввести в состав коллегии Комиссариата продовольствия представителей от крупных областных продовольственных объединений. — Победно глянув на Цюрупу, Рыков добавил: — То есть не диктатура, а демократия! — усмехнулся и сел.
— Н-да... — задумавшись, заключил Ленин. — Если не считать твердых цен на предметы первой необходимости, ваше предложение диаметрально противоположно тому, что предложил парком продовольствия...
— Все, что я предлагаю, — это вынужденное решение, — устало пояснил Рыков. — Если хотите, признание в собственном бессилии тех, кто, простите мне бесконечное повторение, привык реально смотреть на жизнь — в глаза правде. Разве в состоянии мы сейчас провести те практические меры, с помощью которых можно было бы добиться осуществления диктатуры?
От сизого дыма папирос и трубок даже веки щипало, хотя уже пооткрывали все окна. Ленин поморщился, вышел из-за стола, сел на подоконник и высунулся насколько мог.
— Продолжайте, продолжайте, — обернулся он.
Рыков снова взглянул на Цюрупу:
— Ну скажите мне, уважаемый товарищ парком продовольствия! Есть у вас вооруженная сила, чтобы заставить какой-нибудь, к примеру Елабужский, Совет изменить его «твердые» цены? Это один Совет. А ведь речь идет обо всей России!.. Океан-океанище хозяйств, хозяйчиков! И каждый сидит на своем сундуке с хлебом и — убей его! — не отдаст ни зерна!
— Отдаст! — сорвавшись, перебил Рыкова Цюрупа. — Отдаст! Иначе грош нам цена! — и тут же, взяв себя в руки, продолжал спокойнее: — Именно это и предусматривает наш декрет — именно меры, конкретные меры для того, чтобы взять хлеб со всего океана, со всего океанища!
— Ваш декрет лишь констатирует, что власть не чувствует за собой силы — декларирует чрезвычайные меры, а на деле... Я понимал бы диктатуру, если были бы в действительности органы, которые могли бы ее осуществить.
— Будут!
— Когда? Сегодня в «Нашей Родине» пишут, что каждый москвич получает меньше еды, чем канарейка, живущая в редакции...
— Верно... — поднялся Цюрупа. — Верно, что положение критическое, что для создания продовольственной диктатуры нужны время и средства. Здесь мы не расходимся в оценке обстановки, в реальном, как вы изволили заметить, подходе к действительности. Но разница лишь в том, что фанатик Цюрупа верит в возможность создания дисциплинированного и всеобъемлющего продовольственного аппарата, а реалист Рыков не верит. Из этого неверия и проистекают практические его предложения.