— «Принцип классовой борьбы...» — задумчиво повторил Александр Дмитриевич, провожая взглядом каменную глыбу храма Христа-Спасителя, облупившиеся стены домов, афишную тумбу на углу Остоженки, у Пречистенских ворот. — И Ленин, и все мы считаем этот принцип основой основ. Для нас это азбучная истина. Но нельзя все надежды возлагать только на вооруженную силу. Не следует забывать и о товарообмене.
— Товарообмен товарообменом, — возразил Шлихтер, привычно подкрепляя свои доводы неторопливыми вескими жестами больших сильных рук. — Но, мне кажется, прежде всего надо иметь в виду вот что: в Западной Сибири я повидал не так уж мало хозяев, у которых есть излишки хлеба в пять, в десять, а то и в тридцать тысяч пудов.
— Тридцать тысяч пудов!.. — покачал головой Цюрупа. — На одну семью!.. — И заметил: — В Царицынском районе наверняка картина та же. А может, излишков там и побольше?
— Вот именно! — подхватил Шлихтер. — Хозяин, имеющий тридцать тысяч пудов хлеба, продаст нам его в обмен на ситец далеко не весь. Далеко не весь! Это само собой разумеется, это естественно. Он продаст, вернее, обменяет столько, сколько ему надо будет, чтобы получить совсем немного ситца. Совсем немного! Только лишь необходимое для его семьи количество. Вот в чем корень продовольственной проблемы не вообще, а в ее ограниченном смысле.
— Попросту говоря, для получения хлеба сейчас, немедленно?
— Да. Для получения хлеба сейчас, немедленно, — подтвердил Шлихтер.
— Пожалуй, вы правы... Даже безусловно правы. И это надо обязательно иметь в виду при выборе человека для командировки в Царицын и ему самому — тому, кто поедет туда...
Когда автомобиль остановился у интендантских складов, первым из него вышел Шлихтер.
— Спасибо вам, Александр Григорьевич, — вслед ему произнес Цюрупа.
— За что? — удивленно обернулся Шлихтер.
— За все, — чуть заметно улыбнулся Цюрупа, выбираясь из машины.
На ближайшем заседании Совнаркома Александр Дмитриевич спрашивает Ленина запиской:
«Владимир Ильич! Как решен вопрос об использовании армии для борьбы для взятия хлеба? И если он решен утвердительно, то как это дело будет оформлено — в порядке ли соглашения с Комиссариатом Военным или в порядке издания декрета?»
Ленин дважды подчеркивает слова:
...«в порядке ли соглашения с Комиссариатом Военным», переворачивает листок, отвечает на обороте:
«Именно в таком порядке. Сегодня же (из моей будки) созвонитесь с Троцким, дабы завтра он все пустил в ход.
Сейчас только я написал Шляпникову, чтобы он ехал на Кубань. Он сегодня должен договориться с Вами. Советую сегодня же назначить его от СНК».
Цюрупа вырывает из своего блокнотика листок, передает новую записку:
«Сталин согласен ехать на северный Кавказ. Посылайте его. Он знает местные условия. С ним и Шляпникову будет хорошо».
И Ленин отвечает:
«Я согласен вполне. Проводите обоих сегодня».
Солнечный лучик пробился между шторами, осветил генеральский нос, мягко шибанул в глаза.
Петр Николаевич потянулся, чихнул и легко приподнялся на широкой постели. Потом встал, по теплому домотканому половичку подошел к окну и раздвинул занавески:
— Господи! Благодать-то какая!
В ясном утреннем небе над городскими крышами, еще тронутыми росой, играли, переливались розовыми бликами, синевой, багрянцем, голубизной золотые главы собора. Слева от них простирался изумрудный луг, сплошь распоротый черноземными шрамами рвов. За последние недели там пришлось расстрелять ни много ни мало — четыре тысячи человек.
Генерал поспешил перевести взгляд вправо.
Где-то там, на гордом обрыве, бронзовый Ермак все так же, как и вчера, и в прошлом году, и в детстве его превосходительства, протягивал сибирскую корону московскому царю. А еще дальше, за поросшим кустами займищем, — Дон, и за Доном уже не бронзовые Ермаки все так же крепко поддерживают корону...
— Мы еще посмотрим! Мы еще увидим! — произнес генерал больше для себя, чем для кого бы то ни было. И действительно почувствовал, как эти слова пробудили в нем ослабевшую было уверенность, что все кончится благополучно.
— Ты что, Петя? — приподнялась на локте жена. Посвежевшая, разрумянившаяся, она еще не совсем проснулась. — Опять сочиняешь?
— Сочиняю?.. Да, пожалуй, — чуть смущенно согласился он. — Вспомнилось, как шел на встречу с главным болтуном всея Руси...