Наметанный его глаз, быстро пробегая строки, не содержащие нужных сведений, легко выхватывал главное.
Вот развернута «Великая Россия»...
«Обязательные постановления Советской власти...» «Сообщения с Европейского театра военных действий...» «Обстрел немцами Парижа...» Так... Так... «Ограбление Народного комиссариата земледелия начальником караула Цепляевым... Сам поставил часового, сам обезоружил и затолкал в кухню рядом, сам привел под револьвером кассира. Похищено два миллиона...» Ерунда! «В воскресенье вспыхнул пожар на Казанском вокзале. Взрывы вагонов со снарядами были слышны по всей столице...» Ерунда! «Пароходное движение на Волге приостановлено. Грузы подвергаются опасности разграбления, что уже и было с пароходом «Суворов»...» Хм! «Что уже и было»! Так, так, так. Что еще? Ага! Вот: «На Тихвинской улице, в доме сорок восемь, повесился от голода тринадцатилетний мальчик Михаил Кошелев...» Жаль мальчишечку, жаль, но... «На Брянской улице, в доме семь, застрелилась девица М. А. Овчинникова, двадцати четырех лет. На Второй Брестской улице, в доме двадцать, застрелилась М. П. Крашенинникова...» Любопытственно! Любопытственно... «Повесился от голода!..» — «От голода»! Любопытственно... Так. Что у нас там следующее? Всероссийская сплетница, знаменитая в прошлом госпожа «Копейка» — ныне «Газета для всех»? Ну-с? Что там для всех?
«Холера... Сыпной тиф...» Вздор! Дальше: «По вечерам за «Питторесками», где заседают Бурлюки и дуют, скрыты занавесками, испытанные коньяки, где «незнакомка» мейерхольдится, чтоб местный ужин оплатить, сыскной милиции приходится весьма рачительно следить...» Лихо, но маловразумительно! Бурлюки? Постойте, это же те самые? Выпивохи-художники? Приду — распоряжусь, чтобы высекли их на Красной площади за надругательство над искусством. Так... Так... «Цирк Никитиных. Грандиозное представление. Последняя новинка! Пантомима с прозой на сцене и арене: «Герой старого режима Гр. Распутин» в шести актах с апофеозом. Участвуют более ста персон и знаменитый хор московских цыган Папина, при участии Ильмановой. В заключение грандиозный блестящий апофеоз «Свободная Россия»». Ишь ты! «Пантомима с прозой»! Ловко! — усмехнулся Краснов, помотав головой, и снова углубился в чтение.
Через некоторое время он позвонил.
Вошел адъютант, щелкнул каблуками.
— Будьте добры, голубчик, пригласите ко мне полковника Мамонтова и генерала Фицхелаурова.
Вскоре явились полковник и генерал. Поздоровались.
— Присаживайтесь, присаживайтесь, господа.
— Позвольте полюбопытствовать, — не дав хозяину рта раскрыть, приступил к нему с расспросами нагловатый, никогда не дающий забыть о силе его кавалерийских дивизий Фицхелауров. — Позвольте полюбопытствовать, Петр Николаевич, чем завершилась ваша поездка для встречи с Антоном Ивановичем в станицу Манычскую?
«Будто не знаешь! — подумал Краснов. — И все- таки спрашиваешь, чтоб еще раз подчеркнуть, что ты — моя главная и основная сила? Или чтобы намекнуть на то, что в случае чего переметнешься к нему? Или просто так — кольнуть лишний разочек? Или и то, и другое, и третье?»
Но вслух генерал как можно любезнее объяснил:
— Я прямо сказал Антону Ивановичу: «Движение на Царицын при том настроении, которое замечено в Саратовской губернии, сулит вашим добровольцам несомненный успех. Царицын даст вам хорошую, чисто русскую базу, пушечный и снарядный заводы и громадные запасы войскового имущества, не говоря уже о деньгах».
— Ну, а он что же, Деникин?
— Да как-то, знаете ли, все неопределенно: ни да ни нет. «Подождать надо», «повременить», «подумать», «не зря молва окрестила Царицын Красным Верденом...»
— Чего тут ждать?! — вспыхнул Мамонтов. — Занятие Царицына сблизило бы, а может, и соединило бы нас с чехословаками и Дутовым, создало бы единый грозный фронт. Это же малому ребенку ясно! Позвольте мне, ваше превосходительство! Я его и без Антона Ивановича — с налету возьму, этот «Красный Верден»!
— Не увлекайтесь, голубчик! Не увлекайтесь! — попридержал Мамонтова Краснов, мягко улыбаясь. — Но бесспорно одно: опираясь на Войско Донское, обе наши армии — добровольцы Антона Ивановича и наша — могли бы начать марш на Самару, Пензу, Тулу, занять Воронеж...
— Что он, в самом деле?! — грозно, с темпераментом истого южанина бросил Фицхелауров и, насупившись, сдвинул свои густые чернющие брови. — Наверно, один хочет, без нас?
— Но не в этом дело сейчас, господа. — Краснов встал, всем своим видом давая понять, что если общие заботы о судьбе родины делают его и его собеседников в какой-то степени равными, то все же здесь армия и старший в ней — он. — Я вас позвал сейчас вовсе не за этим. Получено важное известие из Москвы.