«Вашу судьбу вы узнаете, прислав свой адрес и марку для ответа, по адресу...»
«На днях выйдет в свет № 1-й «Журнала для мужчин». В журнале помещается все интересующее каждого мужчину...»
«Доктор Волпян — специалист-венеролог. Лечение препаратом «606»...»
«Секретные болезни навсегда излечиваю с гарантией...»
...Вход в здание Смольного института благородных девиц был открыт для всех. Судя по всему, жизнь там била ключом. Это чувствовалось еще издали: у ограды по обе стороны въезда уже успела образоваться извозчичья и автомобильная биржа. Экипажи то и дело подъезжали и уезжали. И странно было видеть, как из лакированных саней и шикарных, сверкающих никелем «бенцев» выпрыгивали озабоченные небритые люди в солдатских шинелях, в кожанках и бушлатах, перетянутых пулеметными лентами.
Цюрупа расплатился со своим возницей и зашагал по двору. У главного входа его встретили мрачные жерла небольших орудий, в вестибюле — часовой:
— Нельзя без пропуска. Сначала надо в комнату номер семь.
Комната номер семь была видна издали по длинной очереди, протянувшейся вдоль коридора первого этажа. Не в пример хвостам, в которых люди стояли за продуктами и были объединены общностью цели, в этой очереди — одни пришли, чтобы добыть разрешение па вывоз продуктов, другие — выяснить всякого рода недоразумения с обысками, были здесь и такие, которых терзало любопытство, и приплелись они, должно быть, издалека, чтобы посмотреть, как живут, что поделывают и что намерены делать загадочные большевики. «Побывать в Питере и не взглянуть на Смольный?!» — вероятно, это стало поговоркой у простодушных провинциалов.
— Скажите, пожалуйста, товарищ, — с трудом выжав из себя последнее слово, обращался бобровый воротник к важничающему подростку в обмотках, — где тут комната сорок три?
А тем временем сидевший за столом подтянутый, статный дежурный, почти не задумываясь, чиркал на клочках бумаги свою подпись и охотно выдавал входные билетики с обозначением номера комнаты, где посетителям предстояло получить полное удовлетворение и ответы на любые вопросы. Комнат этих в Смольном было, наверно, столько же, сколько нужд и страстей человеческих!
Как только дежурный успевал управляться со своим делом? Не может же быть, чтобы он так, наугад, наобум, шлепал обозначения комнат на пропусках.
— Вам куда, гражданин?
Цюрупа протянул телеграмму-вызов.
И сейчас же — не успел он, что называется, глазом моргнуть — в руке у него оказалась бумажечка с размашистой, лоснящейся закорючкой и обозначением: «Комната № 86».
А проворный молодой человек привстал и чуть любезнее, чем всем остальным, сказал:
— Нет, нет, не туда, товарищ! На второй этаж, пожалуйста... По лестнице... На второй.
И вот наконец приемная Ленина — большая комната, разгороженная двумя деревянными диванами на две неравные части. В просвете между диванами — небольшой белый столик. За ним — миловидная женщина средних лет в батистовой блузке и пальто внакидку. Спрашивает у посетителей: кто, зачем, откуда? И только потом приглашает войти за линию диванов. Это и есть собственно приемная — простой стол с чернильницей, еще диван, несколько венских стульев.
Цюрупа открыл дверь и несмело шагнул в соседнюю комнату, но это еще не был служебный кабинет Ленина — это была следующая, тоже большая и наполовину пустая комната, должно быть, канцелярия Совнаркома: здесь стояли три стола, столик с пишущей машинкой, два шкафа, несколько стульев да наскоро сколоченная вешалка у входа в кабинет.
В комнате было довольно прохладно, но раз есть вешалка... Александр Дмитриевич повесил на нее бекешу и папаху, причесался, откашлялся и постучал в дверь.
— Да, да! — ответили из-за двери. — Войдите.
Председатель Совнаркома показался Александру Дмитриевичу незнакомым, каким-то совсем не таким, каким он себе его представлял. Цюрупа растерянно остановился в дверях: что такое?! Или это не он? Но ведь прошло немало времени...
Между тем коренастый плотный человек поднялся из-за стола, пошел навстречу, улыбнулся — и сразу возле глаз его, по углам, затеплились лапки-морщинки от располагающего, одному Ленину свойственного, прищура.
Он! Только борода сбрита в подполье и еще не успела отрасти. Но рука все такая же сильная. Александр Дмитриевич вспомнил рассказы товарищей о том, что Ленин отлично плавает, метко стреляет, неутомим в работе.
— Мария Петровна жива-здорова? — спросил Владимир Ильич, усаживая Цюрупу. — А дети? Сколько их у вас теперь? Уфимцы говорили мне, будто вы нынче — почтенный отец семейства... — Спрашивал он с тем обычным товарищеским радушием, которое было свойственно ему не только в личных, но и деловых отношениях. Правый глаз был у него прищурен, левый сосредоточенно всматривался в собеседника. — Где дети учатся? Не помешали последние события их школьным занятиям?